"Жорж Сименон. Исповедальня" - читать интересную книгу автора

Это была правда. Во время ужина у Буадье его поразила царившая в доме
атмосфера, совсем не такая, как у них.
Большая квартира с просторными комнатами, со вкусом обставленными в
стиле ампир. Все очень просто, но основательно. Кабинет доктора наводил на
мысль о покое и достатке.
- По вечерам, - объяснила Андре Франсина, - отец иногда работает
допоздна. Тогда он открывает дверь настежь и просит меня включить в
гостиной музыку. Он очень любит камерную музыку - считает ее наиболее
цивилизованной. А мы с мамой сидим и потихоньку болтаем; время от времени
отец прерывает работу и спрашивает, о чем мы говорим.
Никаких непроницаемых переборок. У г-жи Буадье нет будуара, у ее мужа
нет необходимости прятаться на антресолях. Двери всегда открыты, между
членами семьи постоянный контакт.
- А знаешь, Андре, я ведь тоже водила тебя в детский сад.
- Знаю.
- Помнишь "Шалунов"?
Так назывался частный детский сад на улице Мерль, за Эльзасским
бульваром, где они жили, когда железную дорогу еще не упрятали под землю и
они слышали все проходившие поезда. Дом содрогался днем и ночью, а люстра
порой так раскачивалась, что, казалось, вот-вот сорвется с потолка.
Дом был старый, квартира темная, с разномастной мебелью, купленной
родителями у старьевщиков и на распродажах.
Кабинет отца размещался в конце коридора, где целый день горел свет,
а гранатовая гостиная служила приемной для пациентов, еще вербовавшихся не
из состоятельных людей.
Сладковатый запах дезинфицирующих средств чувствовался даже в обеих
спальнях, двери между которыми, пока Андре был маленьким, оставались
открытыми. Г-жа Жюсьом! Так звали директрису "Шалунов"; это она научила
Андре читать и писать, и от нее тоже пахло чем-то особенным.
- В то время я готовила сама, как и в Париже, когда сразу после
свадьбы мы жили у твоей бабушки, и потом, после переезда в двухкомнатную
квартиру с окнами во двор, на набережной Турнель...
Андре помнил только двор, вымощенный серым неровным камнем, и свой
манежик из лакированного дерева: его ставили под окнами привратницы, чтобы
та могла приглядеть за ним. В клетке прыгала канарейка. Особенно отчетливо
он помнил эту желтую птичку и солнце, делившее двор надвое.
- Твой отец еще учился в стоматологическом училище на улице
Тарансьер, и я с тобой на руках изредка ходила его встречать.
Лучше бы она помолчала! Он не любил воспоминаний, не принадлежавших
ему одному.
- Не моя вина, что у нас только один ребенок. Мне хотелось иметь
шестерых, но я считала своим долгом лично воспитать тебя, и правильно
сделала, бросив фармацевтику на третьем курсе.
Неужели она не понимает, что напрасно говорит все это?
- Мой отец так расстроился, что чуть не заболел. Он столько пережил
из-за моего брата, который. Бог знает почему, выбрал военную карьеру.
Теперь отец рассчитывал на меня в надежде передать мне свою аптеку
напротив кладбища Монпарнас. А тут еще сестра выскочила замуж в семнадцать
лет и уехала в Марсель...
Андре знал: даже если это правда или полуправда - все равно она