"Жорж Сименон. Исповедальня" - читать интересную книгу автора

приукрашена и тенденциозна. Рассуждая о детях, которых она якобы хотела
иметь, чтобы у него были так недостававшие ему братья и сестры, она всегда
повторяла:
- Не моя вина, если...
Слова были тщательно подобраны. Иначе говоря, виноват отец.
Вставая из-за стола, она вздохнула:
- Видишь ли, Андре, есть вещи, которые ты сможешь понять, только
когда женишься и у тебя будут свои дети!
Она Наклонилась и поцеловала его, что было не в традициях семьи. - Я
предпочла бы остаться с тобой, чем куда-то идти. Только, боюсь, ты быстро
устанешь от меня.
- Не устану, но мне надо заниматься.
- Знаю-знаю.
Тем же голосом она говорила и раньше, три-четыре года назад, когда по
вечерам - он уже лежал в постели - заходила к нему в комнату.
В такие дни она, видимо, ссорилась с мужем. Он помнил молчаливые
ужины, красные глаза матери, ее нервозность, подчеркнуто бесстрастное
лицо, частые отлучки отца. И ему казалось, что он задыхается.
И когда она вот так же склонялась над его кроватью или ложилась рядом
с ним, от нее пахло вином, а то и чем-нибудь покрепче.
- Ты не чувствуешь себя несчастным, малыш?
- Да нет, мама.
- И тебе не хотелось бы, чтобы у тебя были другие родители?
Ему хотелось спать. Подобные сцены омрачали весь следующий день.
Часто по ночам его мучили кошмары, но позвать родителей он не решался.
Наивный, он задавался вопросом: такие же ли они, как другие отцы и
матери, все ли у них так же, как в прочих семьях?
- Ты действительно считаешь себя счастливым?
- Конечно, мама.
- Я так люблю тебя, дорогой мой мальчик! Ты - единственный смысл моей
жизни. Все, что я делаю, - позже ты это поймешь - я делаю только для тебя.
- Да, мама.
- Я не сержусь на твоего отца. Он мужчина, а мужчины...
Случалось, она плакала, и когда слеза падала на щеку ребенку, стереть
ее он не решался.
- Что ты думаешь обо мне, Андре? Я хорошая мать?
- Да, мама.
- Даже если не уделяю тебе много внимания? Я так хочу всегда быть
веселой, беззаботной, чувствовать себя твоим товарищем, другом, играть с
тобой как сестра, а не стареющая женщина.
Она не знала, что в глазах у него вставало спокойное, почти
невыразительное лицо отца, лицо смирившегося мужчины, который терпеливо
несет свой крест и устроил себе на антресолях уголок и убежище. Он не мог
сказать точно, когда все это началось. На старой квартире, на Эльзасском
бульваре, они время от времени приглашали на ужин какую-нибудь супружескую
пару, почти всегда приятеля-врача с женой, и по вечерам, лежа в постели,
он слышал журчание мирной беседы, изредка прерываемой смехом, чувствовал
запах коньяка, который подавали в рюмках с золотым ободком.
После переезда на виллу, в самом начале, бывали вечера и пошумнее,
когда собиралось пять-шесть пар, допоздна танцевавших под патефон.