"Жорж Сименон. Плюшевый мишка" - читать интересную книгу автора

Он все меньше ходил пешком. У него на это не оставалось времени. Он
не мог припомнить, сколько лет не ездил в метро или на автобусе, и теперь
терялся один в толпе, и это тревожило его.
Может быть, эльзасец в грубых башмаках, уходя с Липовой улицы,
спустился в метро? Скорее, он из тех людей, что идут пешком через весь
Париж, еле волоча ноги, останавливаясь, чтобы прочесть названия улиц, и
его, наверное, тоже пугает движение толпы.
Он, наверное, идет куда глаза глядят, пережевывая свою навязчивую
мысль. Кто он - брат Плюшевого Мишки? Или жених, оставленный ею на родине?
Только что Шабо пытался найти сходство с нею в его лице и обнаружил, что
не может вспомнить лица девушки.
Машина выехала на улицу Лекурб, которую он почему-то очень любил,
поднялась к бульвару Мойпарнас, где он не преминул найти взглядом, на
правой стороне, сквер Круазик - едва заметный провал в сплошном ряду домов.
Здесь он прожил долгие годы, лет двенадцать, на третьем этаже
углового дома. Здесь родились Лиза и Элиана. Здесь он прибил у входа
табличку со своим именем и профессией, и вон то окно светилось долгие
ночи, когда он писал свою диссертацию.
Здесь он знал поистине каждую лавочку - мясную, молочную, будку
сапожника, - знал не только с фасада, но изнутри, знал, чем они пахнут,
потому что сам ходил туда за покупками, когда его жена оправлялась после
родов или когда у них не было прислуги. Он каждый день останавливался у
одного и того же табачного киоска, чтобы купить сигарет - тогда он курил
гораздо больше, чем теперь, - опускал тысячи писем в почтовый ящик на
столбе...
Обычно, когда они ехали, Вивиана никогда не обращалась к нему первая.
Конечно, она тоже предавалась своим мыслям. Замечала ли она, что с
ним происходила некая перемена по мере того, как они приближались к
Институту материнства, особенно когда оставался позади Монпарнасский
вокзал?
Он надеялся, что эта перемена происходила незаметно, в его душе. Но
если Вивиана что-то и замечала, то он был уверен, что она не понимала, в
чем дело. Впрочем, здесь любой обманулся бы, он и сам долго пытался
понять, откуда вдруг появляется в нем эта напряженность.
Разумеется, на Липовой улице он отвечал за жизнь и здоровье своих
пациенток, отвечал даже за их настроение - ведь оно имело непосредственное
влияние на успех и процветание клиники. Там он был хозяином, и это знал
каждый. К нему относились с уважением, иные даже с подобострастием.
В огромных корпусах Института материнства в Пор-Рояле, куда он сейчас
едет, у него иное положение: здесь он не просто профессор, но знаменитый
профессор, а это понятие имеет точный смысл, оно налагает на него не
только профессиональную, но и моральную, и даже интеллектуальную
ответственность.
В этом он отдавал себе отчет и теперь, после одиннадцати лет
преподавания, и каждый раз дрейфил, словно в первый день.
Уже во дворе института он преисполнялся важностью, как будто
готовился к священнодействию. Ведь именно от него главным образом зависело
профессиональное лицо больницы, акушерок и медсестер. Большинство молодых
коллег учились у него. Если и не все врачи-акушеры Парижа прошли через его
руки, то уж не менее сотни практиковались у него и многие годы, если не