"Жорж Сименон. Плюшевый мишка" - читать интересную книгу автора

всю жизнь, числились его учениками.
Может быть, поэтому здесь с ним случалось чудо преображения. Он
оставлял Вивиану во дворе, так как здесь у нее не было своего места, и она
этим пользовалась, чтобы сбегать по его поручению позвонить по телефону из
соседнего кафе, привести в порядок папки, взятые с собой в машину,
прочитать газету или журнал.
То, что его коллеги или ученики заметят молодую женщину, покорно
ожидающую его в машине, и посмеются над ним, его мало трогало. Не смеются
ли они так же над его профессорской надменностью, над его
торжественностью, над медленными педантичными жестами?
Нет, это не маска, что бы они там ни думали, - это уважение к своему
труду. Он не искал популярности, и ему никогда не приходило в голову
подражать некоторым своим коллегам, например отпустить шутку или остроту,
чтобы привести студентов в хорошее настроение.
Но может, это не вся правда, а, скорее, полуправда, в глубине души он
это сознавал. Может быть, такая манера держаться вызвана его неловкостью,
стеснительностью, неумением общаться с людьми?
Он проходил дворы, углублялся в лабиринты широких коридоров и
лестниц, здоровался с мужчинами в белом, с молодыми женщинами в форменной
одежде, видел через распахнутые двери палат ряды коек, где ожидали обхода
больные.
Это был другой мир, и он в этом мире становился другим человеком,
холодным и точным. Пока он надевал халат и намыливал руки, его ассистентка
Николь Жиро уже приступала к отчету, затем звонок вызывал двух
ординаторов, Рюэ и Вейля, они, должно быть, находились в одной из палат.
Слушая отчет, он вспоминал мельчайшие детали и перебивал коллег, чтоб
они не теряли время и не задерживались на уже изученных им фактах:
- Знаю. Я осматривал ее вчера вечером. Скажите только, как она
отреагировала на гормональные препараты.
Он часто, прежде чем отправиться на Липовую улицу, приходил сюда рано
утром, когда у санитарок самый разгар работы. Нередко он опять заходил
вечером, даже если не было срочной необходимости в его присутствии.
Николь Жиро недавно вышла замуж за педиатра. Она была похожа на
Вивиану, но мягче и порывистее. Он даже имел на нее виды перед тем, как
она объявила ему о своей помолвке, но в любом случае это бы все осложнило.
Рюэ был тощ, угловат и честолюбив. Шабо не был уверен в его добром
отношении, зато Вейль, черноволосый и кудрявый, трогательно выказывал ему
свою преданность.
Обоим еще не было тридцати пяти. Это было уже другое поколение, и на
смену шло третье - нынешние студенты.
Здесь, казалось, поколения сменяли друг друга в особо стремительном
ритме - благодаря системе конкурсов, постов и званий.
Шабо обходил палаты, и группа следовала за ним, прислушиваясь к его
словам, а мадам Жиро, протягивая ему то одну, то другую папку, записывала.
Когда он склонялся над очередной пациенткой, не только его ассистенты
наблюдали за ним, но он чувствовал на себе тревожные взгляды всех больных
в палате.
Он никогда не колебался, лишь на некоторое время задумывался,
молчаливый и строгий, прежде чем произнести окончательный, тщательно
выверенный диагноз.