"Жорж Сименон. В тупике" - читать интересную книгу автора

ветки самшита.
Человек по кличке Итальянец, хоть он и был таким же французом, как
остальные, нахмурил брови:
- А разве у нас сегодня не Вербное воскресенье? Эй, Полит! Тащи-ка
сюда календарь...
Календаря не нашлось. Вице-мэр тасовал карты. Он наконец-то оделся,
лицо его было свежевыбрито и чуть присыпано тальком.
Полит тоже привел себя в порядок и, хоть на туристов рассчитывать не
приходилось, все же надел белый костюм и поварской колпак.
- Ты что же не играешь, Полит?
- Пусть меня пока немой подменит... Да я сейчас вернусь.
Он мешал в печке кочергой. Немой уселся за карточный стол и улыбался,
делая понятные всем знаки.
- С чего бы стали втыкать гвозди в свечи? - спросил вице-мэр,
которому эта история не давала покоя.
- Уж не знаю, а только знаю, что втыкают!
А Владимир знал. Он сидел на расстоянии двух столиков от них,
поставив локти на стол, глядя на стоявшее перед ним блюдо с оливками и
полупустой стакан. Он-то помнил пасхальную свечу в московской церкви, в
нее втыкали черные гвозди, образуя из них крест, и воздух был насыщен
ладаном и пением хора.
Время от времени он вздрагивал и бросал украдкой взгляд на опустевшую
палубу яхты. Девушка ушла вниз вместе с Блини. Она, должно быть, смотрит
сейчас, как Блини, по своему обыкновению, стряпает и возбужденно несет
какую-то чушь.
А вдруг он вздумает открыть шкатулку? Вдруг Элен видела, что сделал
Владимир? И заметила, что он вспыхнул, как человек, пойманный с поличным?
Но ведь она так его презирала! Скорее всего, девушка ни на что не
обратила внимания! По всей вероятности, просто удивилась, что Владимир
оказался тут, в то время как она и не слышала, как он поднялся на борт
яхты.
- Вот этот и вон тот...
Для человека, не знающего, в чем дело, эти слова не имели никакого
смысла. Их твердил Блини, все еще, после нескольких лет, не усвоивший
толком французского языка. Он охотно брался за любую работу, требующую
терпения и внимания, ему нравилось крыть лаком ялики или стряпать лакомые
блюда, в особенности русские или кавказские.
Его, кстати, и прозвали-то Блини, оттого что блины удавались ему на
славу.
- Вот этот, - объяснял он, - и вон тот...
Он улыбался. Красногубый рот открывался во всю ширь, зубы сверкали.
Черные волосы его слегка вились, глаза были красивые, темно-карие. Но
самым удивительным было то, что, уже перевалив за тридцать лет, он все еще
сохранил так много детского.
Точнее говоря, он напоминал подростка-мулата. Но мулаты очень рано
расстаются со своей грацией молодого зверька, с невинной веселостью, с
детской нежностью.
Блини в свои тридцать пять лет был красивым и ласковым, как
тринадцатилетний египтянин.
- Вот этот и вон тот... Владимир поднял голову.