"М.Д.Симонов, В.Т.Кялундзюга. Фольклор удэгейцев: ниманку, тэлунгу, ехэ, часть 2 " - читать интересную книгу автора

накопленный материал. В 1917 г. Арсеньев отправляется в низовья Амура и на
р. Тунгуску, где изучает быт нанайцев и эвенков. Олгон-Горинская экспедиция
состоялась в конце 1917 - начале 1918 г. Подробных данных о поездке не
сохранилось. Она не была длительной, собраны были определенные сведения о
тунгусах (эвенках) и, по-видимому, горинских нанайцах. В 1918 г. Владимир
Клавдиевич побывал на Камчатке. Данные по географии и археологии
полуострова, этнографические и даже фольклорные материалы были впоследствии
обработаны и частично опубликованы. В 1922 г. путешественник посетил
Гижинский район, годом позже - Командорские острова. В 1926 г. предпринял
экспедицию на р. Анюй. Цель последних трех поездок была сугубо практической,
но Владимир Клавдиевич старался вести и этнографические исследования.
В 1930 г. Арсеньев состоял начальником Бюро экономических изысканий
новых железнодорожных магистралей. Он руководил целым рядом крупных
экспедиций. Во время инспектирования одной из них (на Нижнем Амуре) он
сильно простудился и вернулся во Владивосток с крупозным воспалением легких.
4 сентября 1930 г. Владимир Клавдиевич скончался. 6 сентября он был
похоронен на военном (старом) кладбище мыса Эгершельда. Но В.К. Арсеньев не
обрел покоя и после смерти: прах его был перенесен и теперь находится на
Морском кладбище г. Владивостока.
Появление особого интереса Арсеньева к коренному населению Приамурья
можно приблизительно датировать 1906 годом. Прежде всего его занимали орочи,
в число которых тогда включали и удэгейцев. Уже в первой своей работе,
посвященной в основном практическим проблемам колонизации Дальнего Востока и
озаглавленной "Краткий военно-географический и военно-статистический очерк
Уссурийского края", Владимир Клавдиевич указывает на различия между "чистыми
орочами", "орочами-удэhе" и так называемыми тазами (контактной группой между
удэгейцами и китайцами) [13].
Арсеньев сознавал, что без консультаций со специалистами невозможно
достичь в работе высокого научного уровня, поэтому в 1906 г. он обратился за
помощью в столичный Музей антропологии и этнографии. Ответил ему Л.Я.
Штернберг, и с тех пор между ними завязалась переписка. Арсеньев писал не
только Штернбергу, но и другим видным исследователям: Г.Н. Потанину, Д.Н.
Анучину, Б.Ф. Адлеру, П.П. Шмидту, но именно Штернберг сыграл решающую роль
в становлении Владимира Клавдиевича как этнографа. Он безоговорочно принял
тезис Льва Яковлевича о необходимости владения языком изучаемой народности.
"Этнограф должен быть психологом, филологом, юристом и непременно
лингвистом. Без языка здесь сделать ничего нельзя. Вот почему этнологические
исследования относятся к числу наиболее трудных", - писал Арсеньев [15, с.
50].
С годами все более крепло убеждение Владимира Клавдиевича, что язык и
фольклор - важнейшие компоненты культуры. Лишенный языковой практики, он был
очень обеспокоен тем, что забывает удэгейский [20, с. 227]. Он не упускал ни
одной возможности для записи сюжетов устного творчества народов Дальнего
Востока, делал глоссарии. Путевые тетради Арсеньева буквально испещрены
колонками "туземных" слов, нередки и сравнительные таблички (например,
удэгейские, маньчжурские, тунгусские слова). Листая его дневники, видишь,
как совершенствовался его лингвистический слух, точнее становилась и
пополнялась собственными диакритическими знаками транскрипция. Тем не менее
даже его глоссарные записи были очень далеки от идеала. Публикации В.Г.
Богораза или Л.Я. Штернберга показывают, что есть прирожденные лингвисты,