"Е.Симонов. Сезон несостоявшихся восхождений " - читать интересную книгу автора

не хочется, не можется, а вы через не могу".
И Ворожищев улыбнулся. Улыбались одни губы. А над ними остановившаяся
напряженность взгляда. Увидел пробившее облачность солнце, уложил ледяной
скол на кусок полиэтилена. Натаем чистой воды.
Солнце грело, обсушивало. Трое смогли отжать пуховые куртки, и,
ей-богу, это тоже было трудно. Но тепло не только конец сырости, но и начало
жажды.
В этот день к ним не пришел никто.

День третий

Нескладно устроен все-таки мир. Два дня пролежать в лужицах, под
ливнями, а сегодня солнце, тепло, и вот уже ни капли влаги. А лед, а снег,
даже скалы лучатся, сверкают, слепят, и Романов различает: то, что он принял
было за камни, стронулось, сдвинулось, да не вниз, а вверх. Понимать надо,
черт подери, вверх! Камни так не передвигаются.
"Хотел бы я знать, на нас они держат или куда? И кто они?" - спрашивал
себя Романов и не мог себе ответить.
А снег пылал, и в каждой его снежинке полыхало еще одно собственное
пламя, и горел уже весь воздух, и все это слепило и не давало разобрать тех,
внизу. В них твое спасение. Жизнь... Да, вот и они. Двигают к Восточному
Домбаю, по пятерочному маршруту. Коротков с Ворожищевым поорали. Ветер донес
что-то похожее на ответ. Уже неплохо. Какие-то минуты спустя Романов увидел
еще одно движение на снежнике, и это были еще двое и шли к Домбаю, к ним, к
нам.
Уже легче. Уже что-то.
Бивуак оживал, зашевелился, заговорил.
Борис привстал, помахал красной курткой: "Это мы. Мы здесь. Мы ждем.
Нужно выручать. Время не терпит".
"По-зволь-те... Почему же они отвернули?.. Почему уходят?.. Скрылись за
контрфорсом". Не сказал об этом ребятам. Поняли по тому, как бессильно упала
куртка.
- Вообще-то могли же элементарно не понять тебя?
- Вполне свободно могли.
- Грозовой фронт ушел, вот и двинули на свое личное восхождение.
- Не такие это ребята, чтобы просто так списать нас. "Пропавшие без
вести". Ни за что не поверю в такое.
- Говоришь: двумя двойками шли. Вопрос - кто?
- Скорее всего, спартаковцы.
Час. И другой. Можно еще ждать? Еще ждать нельзя. Терпеть, конечно,
можно. Но до каких? Где предел? Не в этом суть. В том, что кончаются силы,
суть. И Романов решил больше не ждать.
- Ты, Коротков, на сегодня двигать своим ходом неспособный, - не так
произнес, как выкашлял Романов.
- Я бы всей душой, ребята.
- С тебя и спросу нет. Выходит, в строю мы с тобой, Ворожищев.
Мало-мало ходячие. Долезем куда сможем. Самое меньшее - воды запасем. Уже
что-то.
На всякий случай Романов еще раз оглядел снежник. Только следы.
Темно-серые на светло-сером.