"Константин Михайлович Симонов. Юбилей (про войну)" - читать интересную книгу автора

горноегерской дивизии, в свое время прославившейся взятием Крита, а теперь
доживающей свои дни здесь, в заполярной тундре.
Подполковник развертывает хлопающую на ветру карту, и ефрейтор долго
водит по ней пальцем, потом они оба подходят к стереотрубе. Майер наводит
ее привычным движением артиллериста и, поймав какую-то еле видимую отсюда
точку, показывает подполковнику.
Подполковник кивает. Его наблюдения последнего дня совпали с
показаниями пленного.
Майера уводят с наблюдательного пункта в землянку за скат горы.
Проводив взглядом исчезнувшую внизу сутулую фигуру австрийца с
развевающимися по ветру рваными полами шинели, подполковник рассказывает
его короткую историю.
Франц, Майер - артиллерист-наблюдатель. Он заблудился сегодня утром,
пробираясь на свой наблюдательный пункт, и его взяли наши разведчики. Он
сдался, не пытаясь драться, а попав в плен, не лгал, что он перебежчик.
Он не перебежчик, он просто бесконечно намерзшийся и уставший от
войны солдат, к тому же еще австриец, человек, родине которого Гитлер не
принес ничего, кроме рабства и горя. Последнее время, отчаявшись, он
равнодушно ждал пули, которая пресечет его жизнь. Когда его окружили, он
не схватился своими обмороженными пальцами за карабин. Он молча ждал, ему
было все равно: так и так смерть. Он считал, что в плену его убьют. Так
писали в их солдатской газете "Вахт им норден", так говорили офицеры, так
думал он сам, зная, что делают по приказанию генерала Дитля с русскими,
когда они попадают в плен.
Его обезоружили и повели. Его не расстреляли. Его отогрели у железной
печки в русской солдатской палатке и дали ему русского хлеба. Потом с ним
стали говорить. Его не били, как это делал фельдфебель Гримль, не кидали
лицом в снег, как фельдфебель Краузе, не привязывали к столбу, как капитан
Обберхауз.
Тепло палатки, кружка чаю, кусок хлеба и человеческий разговор -
казалось бы, немногое, но это немногое вдруг потрясло Франца Майера,
потрясло по контрасту с тем, что он ждал от плена, и с теми жестокими
нравами, что завел у них в корпусе генерал Дитл - "смерть егерей", как
прозвали его между собой солдаты.
Русские, говорившие с Францем Майером, ничего ему не обещали, но он
по тону их слов и по выражению их лиц вдруг почувствовал, что здесь его не
убьют и не будут над ним издеваться.
Что-то очень легкое, забытое, задавленное страхом и муштрой
проснулось в нем.
В эту минуту страх не играл роли в его решении. Он просто вдруг
почувствовал желание чем-то отплатить людям, отнесшимся к нему
по-человечески.
Волнуясь, он сказал переводчику, что хочет объяснить все, что он
знает. Волнуясь, тыкал пальцем в захваченную вместе с ним немецкую карту и
только на наблюдательном пункте, вдруг успокоившись, взялся за стереотрубу
твердым движением решившегося идти до конца человека.
Такова была история Франца Майера, рассказанная нам подполковником
Рыклисом.
Было одиннадцать часов вечера, но наступивший полярный день уже две
недели как окончательно спутал все представления о дне и ночи. В ночные