"Константин Михайлович Симонов. Юбилей (про войну)" - читать интересную книгу автора

часы не темнело, только небо становилось еще свинцовее, а далекие хребты
еще синей, но с наблюдательных пунктов по-прежнему были видны каждая скала
и лощина на несколько километров в окружности.
Морозный горный воздух сокращал расстояния, все казалось близким, да
и в самом деле немецкие укрепления, которые штурмовали наши части, были не
так уж далеко.
Поворачивая стереотрубу, мы видели на гребнях скал каменные наросты
немецких дотов и тонкие линии кольев с колючей проволокой.
После долгого боя наступил час затишья. Подполковник, готовясь
спуститься вниз после двадцатишестичасового дежурства, последний раз
хозяйским оком оглядывал лежащий впереди пейзаж. Казалось, что и сейчас в
его глазах этот пейзаж аккуратно разделен на квадраты, точь-в-точь как на
карте, что покоится в его артиллерийском планшете.
За каменными буграми, в лощинах, стояли немецкие батареи, с которыми
он боролся. Одни из них были разбиты, другие принуждены к молчанию. День
был удачным. На отдаленной высоте, по форме похожей на седло, утром
батарея старшего лейтенанта Винокурова внезапно накрыла накопившийся для
атаки батальон егерей. На соседней высотке виднелись серые пятна
развороченных и опустевших дзотов.
В пейзаже были только два цвета - белый и серый, и трудно было
отличить укрепления и землянки от огромных, словно из гигантской пригоршни
рассыпанных по скатам камней. Но подполковник, точно наведя на какую-то
далекую точку стереотрубу, предложил посмотреть на нее.
- Видите три пятна?
- Да.
- Это замаскированные землянки. Мы обнаружили их еще утром, но пока
там нет оживленного движения. Я решил оставить их до завтра. Завтра мы их
накроем.
Подполковник говорил об этих землянках тоном заботливого хозяина,
оставляющего их до завтра, про запас, в полной уверенности, что они-то от
него не уйдут.
Было тихо. Только время от времени сзади слышались выстрелы одной из
наших батарей, которая беспокоящим огнем круглые сутки обстреливала шедшую
к фронту немецкую вьючную дорогу. В бинокль было видно, как по дороге
гуськом движутся лошади и люди. Короткий дымок разрыва - лошадь и человек
упали, остальные бросились врассыпную. Несколько минут молчания - и снова
методический выстрел и дымок где-то уже дальше, за невидимым изгибом
дороги.
То сползая, то скатываясь вниз, мы добрались до подножия горы, где
стояла палатка подполковника Рыклиса. Адъютант и два телефониста - вот и
все, что он взял с собой сюда, вперед, уезжая из штаба полка.
Палатка колыхалась от резких порывов ветра. Ящик, служивший походным
столиком, маленькая железная печка и две кучи нарубленных веток вместо
кроватей - таким было временное помещение КП.
Ефим Самсонович Рыклис отогревал у огня закоченевшие ноги.
Я встречал его полгода назад, на другом участке того же Карельского
фронта. С тех пор он из майоров стал подполковником, на его гимнастерке
появился орден Красного Знамени, но в остальном он ничем не изменился. Те
же темные южные глаза и южная горячность, а в разговоре та же влюбленность
в свои дальнобойные, милые его сердцу пушки, та же способность говорить о