"Сэйдзи Симота. Присяга (Современная японская новелла) " - читать интересную книгу автора

было делать. Какое все это имеет отношение к главе правительства? Однако
спорить не стал.
- Оплошали. Ведь полковник Смит спрашивал, все ли будет в порядке, мы
же обещали, а тут... - Вдруг Уэхара вскочил. - Пока не наступило утро, надо
непременно сообщить премьеру Иэ. Который сейчас час?
Тояма и Тэнган сидели с непроницаемыми лицами. Ну что изменится, если
обо всем доложить Иэ?! Все равно скоро утро.
Но Уэхара начал собираться. Видимо, бремя ответственности для него было
слишком тяжким. На машине Уэхары они втроем помчались по ночному городу к
дому Иэ.
Дом Иэ находился на севере Нахи. Он жил в усадьбе
миссионера-англичанина. Огражденная бетонной стеной, она выглядела куда
богаче дома Уэхары. Однако частная резиденция главы правительства
(официальной резиденции не было вовсе) была чересчур скромной. Такие дома
строят себе торговцы.
Иэ вышел в гостиную в изысканном американского фасона халате. Ему уже
было под семьдесят. Жители Окинавы уважали его за деятельность в области
образования. Его имя гремело здесь еще в те времена, когда Тэнган учился в
школе, где директором был Иэ. Иэ ввел строжайшую дисциплину, и благодаря ему
школа была образцовой. Ученика, забывшего дома носовой платок или не
постригшего ногти, во время утренней проверки безжалостно выставляли перед
строем учеников. Особенно ревностно Иэ следил за чистотой японского языка.
Тому, кто, забывшись, переходил на местный диалект, вручался "диалектный
ярлык". Провинившегося записывали в классный журнал, ему снижали оценку по
поведению и заставляли целую неделю убирать школу. Чем дольше он носил этот
ярлык, тем строже было наказание, поэтому каждый старался подкараулить
другого провинившегося, чтобы передать ярлык ему. Особенно плохо приходилось
ученику, когда приятели узнавали, что он стал обладателем ярлыка. И ярлык
стали делать поменьше, размером с номерок, чтобы его можно было спрятать в
карман.
В те годы Тэнган и его сверстники не могли даже вскрикнуть "Ага!"
("Больно!"), не оглядевшись по сторонам. Директора школы одобряли,
общественное мнение о нем было благоприятным. Люди не считали, что он
насильственно насаждает японский язык; они видели в его действиях глубокую
убежденность и страстный энтузиазм педагога, стремящегося поднять Окинаву до
уровня других префектур Японии. Поэтому после войны, когда американские
военные власти проверяли политических и культурных деятелей на Окинаве,
многие влиятельные люди поддержали Иэ, охарактеризовав его как "человека
исключительных личных качеств".
Однако после назначения Иэ премьером Центрального правительства Рюкю он
не проявил ни прежней твердости, ни силы характера. Его словно подменили,
говорили одни. Другие же уверяли, что он и прежде был таким - человеком, не
способным противостоять властям, и твердости характера у него всегда хватало
только на то, чтобы поддерживать установленный властями порядок.
Как и следовало ожидать, Иэ, выслушав сообщение Уэхары, не высказал
каких-либо разумных соображений. Теперь дело окончательно зашло в тупик.
Больше идти было не к кому. Оставалось одно - завтра утром, до начала
церемонии, доложить обо всем полковнику Смиту или же начальнику Гражданской
администрации Харрису.
Уэхара попросил Иэ поехать к американцам вместе с ним. Но тот