"Лу Синь. Родина (Клич - 9) " - читать интересную книгу автора

сушил, прошу вас, господин...
Я спросил, как ему живется. Он покачал головой.
- Тяжело. Вот и мой шестой стал мне помогать, а все равно голодно... и
покою нет... всюду деньги давай, и берут, сколько хотят... а урожаи плохие.
Соберешь, понесешь продавать - а тут налог за налогом, себе же в убыток
получается; а не понесешь - так сгниет...
Он качал головой, а лицо его, изрезанное многочисленными морщинами,
оставалось неподвижным - как у каменного истукана. Видно, он привык носить
свое горе в себе и не умел его выразить. Он помолчал, потом взял трубку и
так же молча закурил.
Мать стала его расспрашивать, и он сказал, что у него много дел по
хозяйству и что завтра он должен вернуться домой. Он еще не обедал, и мать
отправила его на кухню, чтобы он разогрел себе еду.
Жунь-ту вышел, а мы с матерью принялись горевать об его судьбе: куча
детей, нищета, жестокие поборы, солдаты, бандиты, начальство, помещики - от
всех этих напастей он стал похож на изваяние. Мать предложила отдать ему все
вещи, без которых мы сможем обойтись при переезде, - пусть сам отберет, что
ему нужно.
После обеда он кое-что отобрал: два длинных стола, четыре стула,
безмен, набор курильниц и подсвечников. Еще он попросил отдать ему всю золу
(топили мы рисовой соломой, а золу от нее используют для удобрения песчаных
почв). Мы договорились, что в день нашего отъезда он отвезет все это к себе
на джонке.
Вечером мы с ним еще поговорили, но все о пустяках; на другой день рано
утром он ушел вместе с Шуй-шэном.
Еще через девять дней настал срок нашего отъезда. Жунь-ту пришел с
утра, но Шуй-шэна с ним не было; вместо него он привел с собой пятилетнюю
дочь - присмотреть за джонкой. Весь день прошел в беготне, и поговорить нам
больше так и не удалось. К тому же было много гостей: кто пришел провожать,
кто - за вещами, кто - и за тем и за другим. Когда, уже под вечер, мы
усаживались в джонку, в нашем старом доме не осталось ни мелких, ни
громоздких, ни целых, ни ломаных вещей ~ все было выметено как метлой.
Джонка плыла вперед; зеленые горы по берегам становились в сумерках
густо-чернымп и одна за другой отступали за корму.
Мы с Хун-эром смотрели в окно на расплывавшиеся в темноте пейзажи.
Вдруг он спросил:
- Дядя! А мы когда вернемся?
- Вернемся? Вот тебе раз, не успел уехать, а уже думаешь о возвращении.
- Шуй-шэн звал меня к себе играть... - И Хун-эр задумался, широко
раскрыв большие черные глаза.
Нам с матерью тоже было как-то не по себе. Мы вспоминали о Жунь-ту, и
мать рассказала, что с тех пор, как мы начали укладываться, тетка Ян, эта
Творожная красавица, стала каждый день наведываться к нам. На днях она
извлекла из-под кучи золы больше десятка чашек и блюдечек и с уверенностью
заявила, что их припрятал Жунь-ту, чтобы потом увезти к себе вместе с золой.
Тетка Ян считала, что оказала нам большую услугу, и, прихватив с собой
"собачью досаду",* унеслась, как на крыльях, - мы только диву дались, как
это она ухитряется так быстро бегать при таких маленьких ножках и таких
высоких подошвах.
______________