"Лу Синь. Былое, Записки сумасшедшего (Повести и рассказы)" - читать интересную книгу автора

На другой день, с утра, Ци-цзинь, как обычно, повел джонку из Лучжэня в
город, а к вечеру вернулся домой со своей длинной трубкой из пятнистого
бамбука и починенной чашкой. Во время ужина он рассказал прабабке, что чашку
в городе склепали, но на такой большой осколок потребовалось шестнадцать
медных заклепок, по три медяка каждая, а всего пришлось истратить сорок
восемь медяков.
- От поколения к поколению все хуже и хуже... - заворчала старуха. -
Хватит с меня!.. По три медяка за заклепку! Да разве раньше такие были
заклепки? Прежние заклепки... Я прожила на свете семьдесят девять лет...
Ци-цзинь продолжал ежедневно ездить в город, но в семье у него дела не
ладились; избегали его и деревенские - никто не подходил разузнать о
городских новостях. Жена была в мрачном настроении и иначе, как каторжником,
его не величала.
Но дней через десять, вернувшись домой, Ци-цзинь застал жену в
прекрасном настроении.
- Ну, что нового в городе? - спросила она.
- Ничего.
- Взошел император на престол?
- Никто об этом не говорит.
- А в кабачке "Всеобщее благополучие" тоже не говорят?
- И там не говорят!
- Ни на какой престол, я думаю, император и не всходил. Иду это я
сегодня мимо кабачка, смотрю, господин Чжао опять со своей книгой сидит,
только он уже не в голубом халате, да и косу свернул на макушке.
- ............................................................
- Думаешь, император так и не всходил на престол?
- Думаю, не всходил.
Ци-цзинь давно уже вернул себе уважение жены и деревенских, снова все
обращаются к нему с подобающим почтением. Летом он, как всегда, ужинает у
ворот своего дома, и все весело его приветствуют. Прабабке Цзю-цзиня
перевалило за восемьдесят, она здорова, но по-прежнему ворчит. Две косички
Лю-цзинь теперь заплетены в одну толстую косу. Хотя ей недавно забинтовали
ноги,[16] она помогает матери по хозяйству и ковыляет по двору, держа в
руках чашку с шестнадцатью медными заклепками.
Октябрь 1920 г.

Родина

В родное село, от которого меня отделяло более двух тысяч m пути и
двадцать с лишним лет разлуки, я возвращался в сильные холода.
Зима была в разгаре, и чем ближе я подъезжал к родным местам, тем
угрюмее становилась погода: ледяной ветер с воем врывался в каюту, сквозь
щели в навесе, под желто-серым небом, виднелись разбросанные по берегам
пустынные деревушки без малейшего признака жизни. Сердце невольно сжималось
от тоски.
Неужели это и есть моя родина, о которой я вспоминал все эти двадцать
лет?
В моих воспоминаниях родина была совсем не такой - она была несравненно
прекрасней. Но если бы я захотел сейчас припомнить ее красоту, рассказать об
ее достопримечательностях, у меня уже не нашлось бы ни образов, ни слов.