"Лу Синь. Былое, Записки сумасшедшего (Повести и рассказы)" - читать интересную книгу автора

Казалось, что она всегда была такой, как теперь. И я подумал: село, конечно,
осталось, каким было - не изменилось к лучшему, но п не такое уж оно унылое,
как кажется, все дело в том, что настроение у меня другое: домой я
возвращался с тяжелым сердцем.
Я возвращался в родные места только для того, чтобы навсегда расстаться
с ними. Старый наш дом, где прошла жизнь стольких поколений нашего рода, был
продан, срок передачи новому владельцу истекал в этом году, и до нового года
нашей семье предстояло, простившись с родным домом и с родным селом,
переехать на чужбину, где я теперь зарабатывал себе на хлеб.
На следующий день рано утром я подходил к знакомым воротам. На гребне
крыши болтались на ветру высохшие стебли травы, словно напоминая, что дому
предстоит сменить хозяев. Почти вся родня, видимо, уже выехала - в доме было
тихо. Навстречу мне вышла мать, а за ней, как я сразу же догадался, выбежал
мой восьмилетний племянник Хун-эр.
Мать обрадовалась моему приезду, хотя и у нее на душе было совсем
невесело, она усадила меня, предложила отдохнуть, выпить чаю и не говорить
пока о делах. Хун-эр, с которым мы увиделись впервые, почтительно держался
поодаль и не сводил с меня глаз.
Наконец мы все же заговорили о переезде. Я сказал, что снял квартиру и
купил кое-что из мебели, что здешнюю мебель надо продать и на эти деньги
купить на месте все необходимое. Мать не возражала; она уже собрала почти
все вещи, негодную для перевозки мебель частично распродала - только никак
не могла получить за нее деньги.
- Отдохни денек-другой, - сказала она, - навести родных, а там можно и
в дорогу.
- Верно.
- Да, чуть не забыла: Жунь-ту каждый раз, как бывает у нас, справляется
о тебе, очень хочет тебя повидать. Я сообщила ему, что ты приедешь; наверно,
скоро придет.
И в моей памяти вдруг мелькнула чудная картина: золотое колесо полной
луны на темно-синем небе, песчаный морской берег, поле, сплошь засаженное
бесчисленными изумрудно-зелеными арбузами, и среди них мальчик лет
двенадцати, с серебряным обручем на шее; в руке у него стальная рогатина, он
что есть силы замахивается ею на ча, а зверек удирает, проскользнув у него
между ног.
Этот мальчик - Жунь-ту. Когда я с ним познакомился, мне тоже было
немногим больше десяти, а случилось это лет тридцать тому назад. Отец еще
был жив, наша семья жила в достатке, и я рос барчуком. В тот год в доме у
нас готовились к большому жертвоприношению. Говорили, что такое событие
бывает раз в тридцать лет, а то и реже, поэтому церемония была особенно
торжественной. В первый месяц года приносились жертвы перед изображениями
предков;[1] приношения были обильные, посуда богатая и разнообразная,
участвующих в церемонии было множество, так что за утварью приходилось
присматривать. Мы держали только одного работника (их здесь у нас было три
разновидности: одни работали постоянно в течение всего года, другие -
поденно, а некоторые семьи, как наша, трудились на земле сами и нанимали
человека только для встречи Нового года и на другие праздники, а также на
время сбора урожая). Он сказал отцу; что одни не управится, и попросил
разрешения привести на подмогу своего сына Жунь-ту, чтобы тот стерег утварь.
Отец разрешил, а я был в восторге, потому что давно уже слышал про