"Лу Синь. Былое, Записки сумасшедшего (Повести и рассказы)" - читать интересную книгу автора Я спросил, как ему живется. Он покачал головой.
- Тяжело. Вот и мой шестой стал мне помогать, а все равно голодно... и покою нет... всюду деньги давай, и берут, сколько хотят... а урожаи плохие. Соберешь, понесешь продавать - а тут налог за налогом, себе же в убыток получается; а не понесешь - так сгниет... Он качал головой, а лицо его, изрезанное многочисленными морщинами, оставалось неподвижным - как у каменного истукана. Видно, он привык носить свое горе в себе и не умел его выразить. Он помолчал, потом взял трубку и так же молча закурил. Мать стала его расспрашивать, и он сказал, что у него много дел по хозяйству и что завтра он должен вернуться домой. Он еще не обедал, и мать отправила его на кухню, чтобы он разогрел себе еду. Жунь-ту вышел, а мы с матерью принялись горевать об его судьбе: куча детей, нищета, жестокие поборы, солдаты, бандиты, начальство, помещики - от всех этих напастей он стал похож на изваяние. Мать предложила отдать ему все вещи, без которых мы сможем обойтись при переезде, - пусть сам отберет, что ему нужно. После обеда он кое-что отобрал: два длинных стола, четыре стула, безмен, набор курильниц и подсвечников. Еще он попросил отдать ему всю золу (топили мы рисовой соломой, а золу от нее используют для удобрения песчаных почв). Мы договорились, что в день нашего отъезда он отвезет все это к себе на джонке. Вечером мы с ним еще поговорили, но все о пустяках; на другой день рано утром он ушел вместе с Шуй-шэном. Еще через девять дней настал срок нашего отъезда. Жунь-ту пришел с дочь - присмотреть за джонкой. Весь день прошел в беготне, и поговорить нам больше так и не удалось. К тому же было много гостей: кто пришел провожать, кто - за вещами, кто - и за тем и за другим. Когда, уже под вечер, мы усаживались в джонку, в нашем старом доме не осталось ни мелких, ни громоздких, ни целых, ни ломаных вещей ~ все было выметено как метлой. Джонка плыла вперед; зеленые горы по берегам становились в сумерках густо-чернымп и одна за другой отступали за корму. Мы с Хун-эром смотрели в окно на расплывавшиеся в темноте пейзажи. Вдруг он спросил: - Дядя! А мы когда вернемся? - Вернемся? Вот тебе раз, не успел уехать, а уже думаешь о возвращении. - Шуй-шэн звал меня к себе играть... - И Хун-эр задумался, широко раскрыв большие черные глаза. Нам с матерью тоже было как-то не по себе. Мы вспоминали о Жунь-ту, и мать рассказала, что с тех пор, как мы начали укладываться, тетка Ян, эта Творожная красавица, стала каждый день наведываться к нам. На днях она извлекла из-под кучи золы больше десятка чашек и блюдечек и с уверенностью заявила, что их припрятал Жунь-ту, чтобы потом увезти к себе вместе с золой. Тетка Ян считала, что оказала нам большую услугу, и, прихватив с собой "собачью досаду",[5] унеслась, как на крыльях, - мы только диву дались, как это она ухитряется так быстро бегать при таких маленьких ножках и таких высоких подошвах. Мы уплывали все дальше и дальше от родного дома, постепенно оставались позади картины родной природы, но мне не жалко было расставаться с ними. Я |
|
|