"Лу Синь. Былое, Записки сумасшедшего (Повести и рассказы)" - читать интересную книгу авторанарушали, А-кью приходил в ярость, краснел до самой плеши и, смотря но тому,
кто был его оскорбителем, либо ругал его, либо, если тот был слабее, избивал. Впрочем, избитым почему-то чаще всего оказывался сам А-кью. Поэтому он постепенно изменил тактику и стал разить своих противников только гневными взглядами. Кто бы мог подумать, что из-за этой системы гневных взглядов вэйчжуанские бездельники будут еще больше насмехаться над ним? - Ху! Смотрите, свет появился! - в притворном изумлении восклицали они, завидев А-кью. А-кыо приходил в ярость и окидывал их гневным взглядом. - Да ведь это же карманный фонарь, - продолжали они бесстрашно. - А ты недостоин и такой... - презрительно отвечал А-кью, словно у него была не простая, а какая-то необыкновенная, благородная плешь. Выше уже упоминалось, что А-кью был чрезвычайно мудр: он мгновенно соображал, что произнести слово "плешь" - значит нарушить собственный запрет, и потому не заканчивал фразы. Но бездельники не унимались, они продолжали дразнить его, и дело, как правило, кончалось дракой. Со стороны могло показаться, что А-кыо терпит поражение: противники, ухватив его за тусклую косу[27] и стукнув несколько раз головой о стенку, уходили, довольные собой. А-кыо стоял еще с минуту, размышляя: "Будем считать, что меня побил мой недостойный сын[28]... Нынешний век ни на что не похож". И, преисполненный сознанием одержанной победы, он с достоинством удалялся. Все, что было у А-кью на уме, он в конце концов выбалтывал. Поэтому бездельники, дразнившие его, очень скоро узнали о его "победах". С этого - А-кью, это не сын бьет отца, а человек скотину. Повтори-ка, человек бьет скотину. А-кыо, ухватившись обеими руками за свою косу у самых корней волос, говорил: - По-твоему, хорошо бить козявку? А ведь я - козявка. Ну что, теперь отпустишь? Хотя он и признавал себя козявкой, бездельники не сразу отпускали его, а норовили на прощанье еще раз стукнуть головой обо что попало. После этого они уходили, торжествуя победу, ибо считали, что наконец-то оставят А-кью посрамленным. Но не проходило и десяти секунд, как А-кью снова преисполнялся сознанием, что победа осталась за ним. В душе считая себя первым среди униженных, он даже мысленно не произносил слово "униженный" - и таким образом оказывался просто "первым". "Разве чжуанъюань[29] - не первый среди лучших. А вы что такое?" - кричал он вдогонку своим обидчикам. Одержав таким великолепным способом новую победу над ненавистными врагами, А-кью на радостях спешил в винную лавку: там он пропускал несколько чарок вина, шутил, ругался, одерживал еще одну победу, навеселе возвращался в храм Бога земли и погружался в сон. Когда у А-кью появлялись деньги, он отправлялся играть в кости. Игроки тесным кружком сидели на корточках на земле. А-кью, весь потный, протискивался в середину. Голос его бывал особенно пронзителен, когда он кричал: - На "Зеленого дракона" четыреста медяков! - Эй!.. Ну, открывай! Сдающий, такой же разгоряченный, открывал ящик с костями и возглашал: |
|
|