"Лу Синь. Былое, Записки сумасшедшего (Повести и рассказы)" - читать интересную книгу авторавремени, боюсь, моя "Подлинная история А-кью" будет предана забвению.
Все вышесказанное можно считать введением. II Вкратце о блестящих победах Не только фамилия и место рождения А-кью, но даже его прошлые "деяния" были покрыты мраком неизвестности. Жители деревни Вэйчжуан требовали от него только поденной работы да насмехались над ним; его "деяниями" никто не интересовался. Сам А-кью никогда о них не рассказывал; только, поругавшись с кем-нибудь, он таращил глаза и орал: - Мои предки намного знатнее твоих! А ты что собой представляешь? В Вэйчжуане А-кью жил в храме Бога земли,[25] он не имел ни семьи, ни определенных занятий - был простым поденщиком. Нужно было жать пшеницу - он жал; нужно было очищать рис - очищал; нужно было грести - греб. Если работа затягивалась, он переселялся в дом хозяина, к которому нанялся, но, закончив работу, сразу же уходил. Поэтому во время страды, когда А-кью был нужен, о нем вспоминали - вернее, вспоминали о его руках, способных выполнять ту или иную работу, а после страды о нем быстро забывали. Что же тут было говорить о "деяниях"? Никто о них и не думал. Только однажды какой-то старик, глядя на А-кью, обнаженного до пояса, тощего и усталого, одобрительно заметил: "А-кыо - настоящий мастер". Никто не знал, всерьез это было сказано или в насмешку, но А-кью остался очень доволен. Вообще-то А-кью был о себе весьма высокого мнения, а всех остальных его мнению, они не стоили даже насмешки. Однако в будущем они могли, пожалуй, стать сюцаями. Один из них был сыном почтенного Чжао, другой - сыном почтенного Цяня; и Чжао и Цянь пользовались уважением односельчан не только за свое богатство, но и благодаря таким ученым сыновьям. Один лишь А-кыо не выказывал грамотеям особого уважения и думал про себя: "Мой сын мог быть познатнее их". К тому же А-кью несколько раз бывал в городе и от этого еще больше вырос в собственных глазах. Однако горожан он презирал за их чудачества. Деревянное сиденье в три чи длиной и три цуня[26] шириной вэйчжуанцы называли просто "лавкой", как и сам А-кыо, а горожане говорили "скамья", - и он думал: "Неправильно говорят... вот чудаки!" Рыбью голову, поджаренную в масле, вэйчжуанцы приправляли зеленым луком в полцуня длиной, а горожане лук нарезали мелко, и А-кью опять думал: "Неправильно делают... вот чудаки!" Однако вэйчжуанцы в его глазах были просто неотесанной деревенщиной, не знающей света: ведь они понятия не имели, как жарят рыбу в городе! А-кью, с его "именитыми предками", высокими званиями, Да притом еще "настоящий мастер", был бы, в сущности, почти "совершенным человеком", если бы не кое-какие физические недостатки. Особенно неприятно выглядели плешины - след неизвестно когда появившихся лишаев. Хотя плешины и были его собственные, но они, по-видимому, ничего не прибавляли к его достоинствам, потому что он запрещал произносить при нем слово "плешь", а также и другие слова, в которых содержался какой-либо неприятный намек. Постепенно он увеличил число запрещенных слов. "Свет", "блеск", а потом даже "лампа" и "свечка" стали запретными. Когда этот запрет умышленно или случайно |
|
|