"Эптон Билл Синклер. Замужество Сильвии " - читать интересную книгу автора

праздных искателей удовольствий, каких очень много в огромной столице, и мне
при каждой новой встрече казалось, что я вижу ухудшение в ее внешности и
характере.
Тем временем я собирала, как могла, сведения о ван Тьюверах. В газетах
иногда попадались заметки о том, что яхта "Тритон" прибыла на Азорские
острова, или что она налетела на тендер в гавани Гибралтара, или что мистер
и миссис ван Тьювер удостоились чести быть принятыми в Ватикане, или что они
проводили сезон в Лондоне, представлялись ко двору и были гостями
германского императора во время военных маневров. А в столице Соединенных
Штатов Америки миллионы рабов наемного труда утром, отправляясь на работу, и
вечером, возвращаясь домой в битком набитой грохочущей подземке, читали об
этом и радовались триумфальным похождениям своих соотечественников.
Посещая Клэр, я научилась интересоваться светскими новостями. Она
читала мне выдержки из одной еженедельной газеты, печатавшей сплетни о
богатых и знатных, и разъясняла двусмысленные намеки, срывая покровы со
всевозможных скандальных историй. Некоторых мужчин она сама знала довольно
близко и в разговоре со мной называла их попросту - Берти, Реджи, Виви,
Элджи. Она немало знала и о женщинах этого высшего круга и сообщала о них
подчас чрезвычайно интимные подробности, которые, наверное, неприятно
поразили бы этих важных дам.
Нечего и говорить, что знакомство с миром Клэр давало много материалов
для моих отдельных выступлений в качестве социалистического оратора. Из
тепличной атмосферы ее роскошного дома я отправлялась в жалкие наемные
трущобы, где маленькие дети, работая по двенадцать-четырнадцать часов в
день, зарабатывали немного больше цента в час за изготовление бумажных
цветов. Случалось, что я, покатавшись по парку в автомобиле одного из
расточительных друзей Клэр, пересаживалась в подземку и отправлялась на
какое-нибудь собрание, где обсуждался вопрос о невыносимых условиях труда,
ежегодно обрекающих на гибель известный процент молодых фабричных работниц.
Эти вопиющие контрасты все сильнее возмущали меня, и речи, которые я
произносила на партийных собраниях, стали понемногу привлекать внимание
своей горячностью. В то лето, помнится, я испытывала враждебное чувство даже
к прелестной Сильвии, портрет которой висел в рамке у меня в комнате. В то
время как она представлялась ко двору, я изучала положение рабочих на
стекольных фабриках в штате Нью-Джерси и видела там, как десятилетние
мальчики работали перед раскаленными печами, пока не падали от истощения
или, нередко, совсем теряли зрение. Пока она и ее супруг гостили у
германского императора, я под видом работницы-польки проникала в тщательно
охраняемые тайны сахарного треста в Бруклине, где не проходит дня, чтобы
кто-нибудь из рабочих не задохнулся от вредных испарений.
Но вот ранней весною Сильвия вернулась из свадебного путешествия домой.
Она приехала на одном из роскошнейших новых пароходов. На следующее утро я
снова увидела в газете ее портрет и прочла несколько слов, которыми ее
супруг поделился с одним из ехавших с ними путешественников о гостеприимстве
Европы к приезжим американцам. Затем прошло несколько месяцев, в течение
которых я больше ничего не слыхала о них. Я погрузилась в свою работу по
обследованию условий детского труда и, должно быть, так ни разу и не
вспоминала о Сильвии вплоть до той достопамятной встречи у миссис Эллисон,
когда она сама подошла ко мне и взяла меня за руки.