"Константин Ситников. Зомби." - читать интересную книгу автора

первичен по отношению к космосу не в том смысле, что он ему предшествовал
и затем был им замещен, а в том, что космос - это и есть хаос в одной из
его бесконечных ипостасей. Странные религиозные верования племени семанги,
опиравшиеся на тысячелетнюю традицию зомбификации, как нельзя лучше
отвечали моим собственным представлениям.
Зомбификация! - это слово стало для меня синонимом воскрешения. И это
было единственное слово, понимание которого, как мне казалось, я еще не
утратил. Боюсь, что я жестоко ошибался. Я чувствовал, что постепенно
начинаю забывать языки, через которые привык воспринимать мир; немота моей
хозяйки способствовала тому, что они не замещались никаким другим. Вот
почему - это было на тридцатое или сороковое утро моего пребывания в
деревне - я не сразу понял своего посредника, который неожиданно объявился
в деревне после долгого отсутствия, грязный и пропахший потом, и,
ввалившись в мою хижину, энергичным толчком вывел меня из моего привычного
забытья. Он пропадал несколько дней, и я уже думал, что он сбежал с моими
деньгами. Он широко осклабился, когда я наконец пришел в себя, и весело
проговорил на ломаном английском: "Вадим собираться и следовать свой
посредник. Его женщина готова и ждет Вадима".
Когда его слова дошли до моей памяти, я вскочил на ноги, едва не
уронив ветхую хижину, и вцепился в его тощее плечо. Он осклабился еще
шире, обнажив два ряда мелких зубов, почерневших от постоянного жевания
наркотической травы токэй, названной так по сходству с пятнистым гекко, и,
пригнувшись, проворно, как ящерица, выскользнул из хижины. Я торопливо
последовал за ним.
Рассвело. Со стороны рисовых плантаций доносилась мерная дробь
барабанов, созывающая работников. В неподвижном воздухе уже разливалась
дополуденная жара. Мы прошли через всю деревню и свернули в джунгли. Мы
шли несколько часов, расчищая при помощи парангов заросшую за ночь тропу,
пока, наконец, уже заполдень, не выбрались на священную поляну,
представлявшую собой круглую вырубку с выжженной землей. Посреди нее было
врыто два деревянных столба, украшенных резьбой. Возле одного из них,
привязанный к нему лианой, сидел голый мужчина без головы. Черные курчавые
волосы на его лобке тем больше бросались в глаза, чем больше поражало их
отсутствие наверху. К другому столбу была привязана белая женщина. Она
тоже была обнажена и выглядела непривычно среди буйства цветных красок.
Увидев ее, я остановился на краю поляны. Я словно бы обмер; я судорожно
перевел дыхание и сжал локоть своего проводника. Он глядел на меня,
осклабясь. "Посредник не понимать, зачем такому видный мужчина такой
больной и старый женщина, - сказал он. - Она плохо работать на плантации."
И он засмеялся своей шутке. Я нашарил в кармане последнюю бумажку и не
глядя сунул ему, чтобы он исчез.
Я остался один. Ради этого мгновения я претерпел все муки ада.
Механически, как зомби, я двинулся по выжженной земле к ритуальным
столбам. В голове у меня не было никаких мыслей, внутри не было никаких
чувств. Все мои движения были неосознанными, заученными, инстинктивными.
Приблизившись к женщине, я с усилием поцеловал ее в вялые губы и принялся
развязывать обмотанную вокруг ее тела длинную лиану. На ее лицо я не
смотрел. Наоборот, мое внимание неудержимо влекли к себе самые
незначительные посторонние мелочи: узкая продольная трещина на высохшем
деревянном столбе, крошечной жучок, показавшийся из нее и тут же юркнувший