"К.И.Ситников. Вложи камень..." - читать интересную книгу автора

заговорщически сообщил мне, что направляется он к одному старику-китайцу
по имени не то Вэй-Хунь, не то Хуй-Вынь. Китаец этот известен тем, что
торгует контрабандною рисовою водкою и опием, но водки и опию Пете теперь
не надо, а идет он глядеть баядер, недавно привезенных из Японии. Тут он
сделал самое немыслимое па своими ногами и ужасно подмигнул обоими глазами
вдруг.
- Что там твоя мадама Баттерфляй, видел бы ты, брат, этих трех гурий,
которые сливаются в сладостных объятиях. Я, впрочем, тоже еще не видел, но
рассказывают. Коли не веришь, пойдем со мной.
- Да я верю, почему же, скажи на милость, мне не верить? Да неловко
как-то...
- Да что неловко-то? Неловко гланды через анус удалять.
(Он любил крепкое словцо.)
- Ну, ты скажешь тоже. Да и не патриотично...
- Тю. Уши, брат, вянут тебя слушать. Не хочешь, не ходи. Уговаривать не
стану.
- Ну, ты уж сразу: не хочешь, не ходи. Изволь, пойдем.
Не говоря больше ни слова, он подхватил меня под локоть и повлек по
заснеженной улице.
Мы прошли какими-то грязными переулками, поднырнули под отсыревшую
облупленную арку и оказались в тесном, темном дворе. Над входом в
полуподвал горел тусклый красный фонарик. Нас встретил молодой, с усиками,
китаец, который тут же принялся мелко кланяться, пятясь назад и всем своим
видом выказывая подлую услужливость. Потом он куда-то сгинул, и я увидел
большое помещение, наполненное дымом, таким едким, что у меня сразу
защипало под веками. Дым был неоднородный, в середине он был светло-серый,
лениво колышущийся, а вдоль стен сильно густел и клубился. Множество
мужчин, большей частию хорошо одетых, и несколько дам в шляпках с
приподнятыми вуальками, да и простоволосые, сидели или полулежали на
циновках и прямо на полу и курили трубки, папироски в длинных мундштуках и
кальяны. На нас они не обратили никакого внимания. В кальянах вспыхивали
красные огоньки, которые и давали скупое освещение обстановке.
Я вопросительно взглянул на своего приятеля. Петя озадаченно сдвинул
картуз на затылок, и тут из какого-то хода, завешенного циновкой, снова
появился молодой китаец, неся в каждой руке по несколько трубок и
мундштуков, торчащих у него меж растопыренных пальцев. Он неторопливо
приближался, вынимая из ослабевших пальцев курильщиков использованные
трубки и вставляя в них свежие, которые он предварительно раскуривал.
- А где старик? - поворотился к нему Петя, когда китаец поравнялся с нами.
- Хуй-Вынь, - несколько раз повторил он, помогая себе жестами. - Проведи
нас к Хую-Выню.
Китаец мелко покивал, улыбаясь, как фарфоровый болванчик.
- Молодая господина изволите сутить, - сказал он игриво. - Засем молодая
господина моя хуя?
Петя даже плюнул с досады.
Китаец повернулся и снова пошел по рядам. Черные, жирно намасленные волосы
его были стянуты на затылке и переходили в тонкую жесткую косицу, которая
хлопала его по спине, когда он наклонялся. Обойдя всех по кругу, он вновь
удалился через проход, завешенный циновкой.
Петя совсем рассердился: