"Елена Съянова. Плачь, Маргарита " - читать интересную книгу автора

усталый, и, увидав плотное кольцо людей вокруг фюрера, с видимым
удовольствием уселся в другом конце зала с намереньем что-нибудь съесть в
относительном одиночестве. Гесс тоже порой вмешивался в пропаганду, но, в
отличие от Розенберга, никогда не пытался командовать, оставляя выбор за
Геббельсом как непосредственным исполнителем. К тому же и у Гесса с
Розенбергом осложнились отношения из-за тесных контактов последнего с
Юлиусом Штрайхером, а потому...
Йозеф выбрался из кольца окружения, взял в баре ресторана бутылку
рейнвейна и подсел к Рудольфу. Тот жевал, одновременно просматривал уже
подсунутые ему документы и что-то из них вычеркивал. Они молча выпили по
рюмке, и Гесс вопросительно посмотрел на Йозефа.
- Я завтра еду в Лейпциг, - объяснил тот, - и, как всегда, в последний
момент получаю подкрепленье в лице этих кретинов из "интеллектуальной
школы", которые только и умеют что науськивать на жидов всех и вся. В данный
момент это выглядит глупо. У меня уже все трибуны распределены - все
выполняют установку фюрера с точностью до запятой. А отправь я их назад,
Розенберг такую историю затеет! Я... просто не знаю, как быть, - признался
он честно. - Послезавтра речь фюрера на суде - спросят с меня... А фюрер
раздражен. Дарре сунулся было с чем-то, так до сих пор жалеет.
- Я тебя понял, - отвечал Гесс, - но вопрос, по-моему, нужно решать с
другого конца. Если ругать жидов у нас принято вместо рукопожатья, так я с
этим уже семь лет борюсь, потому что глупо и делу вредит. Теперь ты сам
видишь...
- А я тебе и не возражал никогда.
- Но и не поддерживал!
- Хорошо, договорились, - кивнул Йозеф. - У меня на Юлиуса есть
кое-что. Думаю, и у Гиммлера найдется. Но Розенберга я тебе с радостью
уступаю... О! - Он повернулся к входным дверям. - Вот и сам Юлиус Штрайхер
пожаловал. Легок на помине!
Гесс, тоже оглянувшись, иронически усмехнулся - вошедшего Штрайхера
сопровождал один из ближайших помощников Геббельса Вальтер Функ, который,
увидав своего шефа в обществе Гесса, резко замедлил шаг.
Юлиусу Штрайхеру, гауляйтеру Франконии и редактору "Дер штюрмер",
недавно исполнилось сорок пять. Его едва ли можно было назвать симпатичным,
поскольку помимо многих пороков на его лице всегда была написана ненависть.
Про него шутили, что он даже спит с этим выражением. С кем бы ни начинал
разговор Штрайхер, какого бы предмета ни касался, он все, всегда и везде
сводил к одному предмету - "проклятым жидам" и одному чувству - ненависти. В
этом отношении он был феноменом даже в среде, где антисемитизм заменял
рукопожатия. С этой ненавистью и застрявшей в горле бранью он являлся всюду,
точно со знаменем, и, как полагается знаменосцу, всюду проходил без преград.
В руках он обычно держал хлыст из кожи носорога, которым похлопывал себя по
открытой ладони, и этот хлыст на многих производил сильное впечатление.
В партии Штрайхера не любили, в особенности Геринг и Гесс, которые
откровенно его сторонились. Он же в глаза называл их чистоплюями, а Гесса -
еще и белоперчаточником. Гитлер всегда внимательно следил, чтобы эти двое не
сходились вместе. Рудольфу он это объяснял тем, что бережет его нервы;
Штрайхеру - что ценит в нем старого бойца и сам всегда сумеет его понять.
Все, однако, догадывались, что именно случится, если "белоперчаточник" все
же упрется и поставит перед фюрером дилемму, как он это уже делал в 1923