"Елена Съянова. Плачь, Маргарита " - читать интересную книгу автораи примиряется с собой.
- Конечно, больше, ты права. Человек примиряется с собой, но не с другими. Если бы примирение было абсолютным, движение остановилось бы и мы получили бы на нашей прекрасной, неистовой планете тухлый небесный рай. Ты только вообрази - летали бы вокруг тебя херувимы с постными лицами, ангелы завывали хором, поливали тебя елеем, а на лицо нацепили бы вечную улыбку... - По-твоему, пусть лучше летают аэропланы с бомбами, хрипят с трибун ораторы, льют на меня злобу, а на лице у меня пусть будет... то, что есть теперь?! - А что у тебя теперь? Очень милая мордашка. Она покраснела. Рудольф зевнул. Он чуть не забыл, зачем зашел в библиотеку. - Да, так вот, в раю скучно, а у нас на Земле хоть и весело, но опасно. Ты не сочти, что в моем подарке кроется какая-то угроза. Скорей наоборот. На Олимпе боги ходили вооруженными, а тебе предстоит жить именно там. - Он вынул из-за пазухи маленький пистолет Лея и протянул ей. - Возьми. Ты уже держала его в руках в Бергхофе. И не стреляла. Так вот, возьми и не стреляй никогда. На ее лице опять появился страх. Взяв пистолет, она подержала его на ладони, как будто взвешивая, погладила пальцем ствол. - А он за...? - Нет, не заряжен. Это лишнее пока. Сначала я научу тебя, как с ним обращаться. И вообще, мы еще поговорим на эту тему. Пока... привыкай. Он снова зевнул. - Спокойной ночи. - И поднялся. тоже встала. Робко подняв руки, положила ему на плечи, привстала на цыпочки и поцеловала в щеку. - Спасибо. Он вышел с ощущением ангельского поцелуя, такого нежного, что ему досадно сделалось, что он трое суток не брился. Еще это "спасибо" неуместное... Рудольф попросил постелить ему в кабинете, чтобы не беспокоить Эльзу. Он с наслаждением улегся, предвкушая крепкий сон, но что-то странное происходило с его глазами - веки сделались чересчур легкими и будто прозрачными, он продолжал видеть сквозь них, Так прошло полчаса. Он потягивался, старался улечься поудобней, но ничего не получалось; в голове словно собралась оживленная компания, все что-то говорили, двигались, но разобрать ничего было нельзя. Он взял в постель книгу, попробовал читать, потом посидел у стола, положив голову на руки, - так он засыпал в девяноста случаях из трудных ста, - затем принял теплую ванну и снова лег. Шел восьмой час утра. В доме встала прислуга, пробежали по коридорам Блонди с Бертой; маленькая Блонди поскреблась в дверь... Слух Рудольфа так обострился, что ему чудились звуки проезжающих по улице машин, чьи-то шаги, стук дождевых капель. Когда где-то - должно быть, в гостиной - тихонько хихикнула горничная, он едва удержался, чтоб не вскочить и не обругать ее. У него началось сердцебиенье. "Нужно успокоиться и подумать о приятном - об Эльзе, будущем малыше, о родителях..." - приказал он себе. Какое счастье будет снова увидеть маму, обнять отца! Нужно только отдохнуть и успокоиться, чтобы не огорчать их... "Кажется, я все сделал правильно, и Адольф должен быть доволен мной", - |
|
|