"Эдуард Мартинович Скобелев. Катастрофа" - читать интересную книгу автора

Я прожил целый год в Австралии, не замечая ничего, кроме каменистого
кладбища, возле которого шумели голубые эвкалипты. Наконец, я опомнился и
стал собираться в Европу. У меня были уже необходимые визы, когда я прочел
в газете обращение адмирала Такибае к деятелям культуры. Его
превосходительство не обещал особых льгот и компенсаций, и тем не менее я
тотчас решил принять предложение. Во-первых, отправляясь на Атенаиту, я
оставался поблизости от Анны-Марии. Во-вторых, возвращаясь к писательскому
ярму, мог рассчитывать на то, чтобы как-то унять свою боль. В-третьих, пора
было сказать правду о людях своего времени с их унылым весельем и бесстыжей
погоней за деньгами и властью. Смерть Анны-Марии многое изменила. Я
постарел и полевел в своих убеждениях, хотя, как и прежде, не принимал
лозунгов ни одной из партий...
В тропиках вечер переходит в ночь без проволочек. Наблюдая с галереи
закат, я подумал, что поэту в Океании гораздо сложнее, чем поэту в средних
широтах. Там восход и закат длятся одинаково долго. Томительные минуты
гибели или нарождения света пробуждают в душе много волнений и много
возвышенных слов...
В сумерках я не рискнул бродить по незнакомому городу - решил привести
в порядок мысли перед встречей с Такибае. Сбывалось злое пророчество Куины:
время на Атенаите, действительно, приобретало чуждый мне смысл - как бы
теряло в ценности...
У Хуана Арреолы есть новелла о торопливых людях, которых никуда не
везут, и мелькание пейзажей за окнами вагона, и объявляемые станции, мимо
которых будто бы проносится экспресс, - все фикция, все обман. И люди,
может быть, лучшие из них, пережив разочарования, под конец тихо оседлают в
пустынной сельве...
Если разобраться, и я был одним из миллиардов пассажиров, которых
никуда не везли, и станции, пробежавшие передо мной, ничего не изменили, а
стало быть, тоже были вымыслом...


Офицер-меланезиец пропустил меня в кабинет, где я не увидел ничего
примечательного, разве что государственный флаг во всю стену да плакат у
распахнутого окна. Крупные четкие буквы раздражали глаза: "И тот, кто
хвалит, и тот, кто поносит тебя, - твой враг. Но с тем, кто сочетает
похвалы и поношения, держи ухо особенно востро!" Меня смутило изречение,
хотя его цель в том и состояла, чтобы ошеломить, сбить с толку.
Пока я раздумывал над столь необычным гостеприимством, в кабинет вошел
сам адмирал. Это был среднего роста меланезиец, пожалуй, уже с некоторой
примесью европейской крови. Лицо удлиненное и губы тоньше, нежели у
типичного меланезийца. Самое примечательное крылось в его глазах: в
продолжение беседы я не мог отделаться от впечатления, что глаза у адмирала
с двойными зрачками.
Такибае пожал мне у своего живота руку и с улыбкой указал на кресло.
- Не знаю, как вести себя, - я намекал на плакат.
- Это подскажут наши интересы. Вы не очень удивлены моим
приглашением?.. Я предпочитаю открытые карты: общество все меньше доверяет
своим руководителям, и чтобы сохранить влияние, мы вынуждены опираться на
тех, чья репутация вне сомнений...
Я похвалил безупречный английский язык адмирала. Поморщившись, он