"Р.Г.Скрынников. Самозванцы в России в начале XVII века: Григорий Отрепьев " - читать интересную книгу автора

их именами первых бояр в государстве, а затем рубил им головы или
четвертовал. Дворянские писатели осуждали подобные "детские глумления".
Однако в народе жестокость по отношению к "лихим" боярам воспринималась
совсем иначе. Дмитрий обещал стать таким же хорошим царем, как и его отец,
Подвержениые суевериям современники считали, что больные эпилепсией ("черным
недугом") одержимы нечистой силой. Царевич Дмитрий страдал жестокой
эпилепсией. Но это не помешало развитию легенды о добром царевиче. Борис
Годунов запретил поминать имя Дмитрия в молитвах о здравии членов царской
семьи на том основании, что царевич, рожденный в шестом браке, был, по
тогдашним представлениям, незаконнорожденным. Но в годы Смуты об этом
забыли.
Смерть Дмитрия вызвала многочисленные толки в народе. Однако в Москве
правил законный царь, и династический вопрос никого не занимал. Но едва царь
Федор умер и династия Калиты пресеклась, имя Дмитрия вновь появилось на
устах.


Глава 2.

Розыск о самозванце
В период короткого междуцарствия после смерти Федора литовские
лазутчики подслушали в Смоленске и записали молву, в которой можно было
угадать все последующие события Смутного времени. Толки были на редкость
противоречивыми. Одни говорили, будто в Смоленске были подобраны письма от
Дмитрия, известившие жителей, что "он уже сделался великим князем" на
Москве. Другие толковали, что появился не царевич, а самозванец, "во всем
очень похожий на покойного князя Дмитрия". Борис будто бы хотел выдать
самозванца за истинного царевича, чтобы добиться его избрания на трон, если
не захотят избрать его самого.
Молва, подслушанная в Смоленске, носила недостоверный характер. Боярин
Нагой, говоря о смерти Дмитрия, будто бы сослался на мнение своего соседа
"астраханского тиуна" (слуги) Михаила Витяговского. "Тиуна" вызвали в Москву
и четвертовали после того, как он под пыткой признался, будто сам убил
Дмитрия1.
Лазутчики записали, скорее всего, толки простонародья, имевшего самые
смутные представления о том, что происходило в столичных верхах. Низы охотно
верили слухам, порочившим правителя Бориса Годунова и проникнутым живым
сочувствием к Ромаиовым. Может быть, их распускали сами Романовы или близкие
к ним люди? Ответить на этот вопрос трудно. В народных толках о младшем сыне
Грозного невозможно уловить никаких похвал в его адрес. О том, что царевич
жив, говорили как бы мимоходом, без упоминаний о его достоинствах, законных
правах и пр. Куда подробнее обсуждали вторую версию, согласно которой
"Дмитрий" был самозванцем и пешкой в политической игре правителя.
Итак, борьба за обладание троном и вызванные ею политические страсти, а
не крестьянская утопическая идея о "добром царе" оживили тень Дмитрия. После
избрания Бориса на трон молва о самозванном царевиче смолкла. Зато слух о
спасении истинного Дмитрия - "доброго царя" - в пароде получил самое широкое
распространение. Служилый француз Я. Маржарет, прибывший в Москву в 1600
году, отметил в своих записках: "Прослышав в тысяча шестисотом году молву,
что некоторые считают Дмитрия Ивановича живым, он (Борис.- Р. С.) с тех пор