"Р.Г.Скрынников. Самозванцы в России в начале XVII века: Григорий Отрепьев " - читать интересную книгу автора

целые дни только и делал, что пытал и мучил по этому поводу"2.
Оживление толков о Дмитрии едва ли следует связывать с заговором
Романовых. Эти бояре пытались заполучить корону в качестве ближайших
родственников последнего законного царя Федора. Появление "законного"
наследника могло помешать осуществлению их планов. Совершенно очевидно, что
в 1600 году у Романовых было столь же мало оснований готовить самозванца
Дмитрия, как у Бориса Годунова в 1598 году.
Если бы слухи о царевиче распространял тот или иной боярский круг,
покйнчить с ними для Годунова было бы нетрудно. Трагизм положения заключался
в том, что молва о спасении младшего сына Грозного проникла в народную
толпу, и потому никакие гонения не могли искоренить ее. Народные толки и
ожидания создали почву для появления самозванца. В свою очередь,
деятельность самозванца оказала огромное воздействие на дальнейшее развитие
народных утопий.
Самозванец объявился в пределах Речи Посполитой в 1602-1603 годах. Им
немедленно заинтересовался Посольский приказ. Не позднее августа 1603 года
Борис обратился к первому покровителю самозванца князю Острожскому с
требованием выдать "вора". Но "вор" уже переселился в имение Адама
Вишневецкого.
Неверно мнение, будто Годунов назвал самозванца первым попавшимся
именем. Разоблачению предшествовало самое тщательное расследование, после
которого в Москве объявили, что имя царевича принял беглый чернец Чудова
монастыря Гришка, в миру - Юрий Отрепьев.
Московским властям нетрудно было установить историю беглого чудовского
монаха. В Галиче жила вдова Варвара Отрепьева, мать Григория, а родной дядя
Смирной Отрепьев служил в Москве как выборный дворянин. Смирной преуспел при
новой династии и выслужил чип стрелецкого головы. Накануне бегства
племянника он был "голова у стрельцов". Как только в ходе следствия всплыло
имя Отрепьева, царь Борис вызвал Смирного к себе. Власти использовали
показания Смирного и прочей родни Отрепьева и в ходе тайного расследования,
и при публичных обличениях "вора". Как значилось в Разрядных книгах, Борис
прсылал в Литву "в гонцех на обличенье тому вору ростриге дядю ево родного
галеченина Смирного Отрепьева". Современник Отрепьева троицкий монах
Авраамий Палицын определенно знал, что Гришку обличали его мать, родные брат
и дядя и, наконец, "род его галичане вси"3.
Московские власти сконцентрировали внимание на двух моментах биографии
Отрепьева: его насильственном пострижении и соборном осуждении "вора" в
московский период его жизни. Но в их объяснениях по этим пунктам были
серьезные неувязки. Одна версия излагалась в дипломатических наказах,
адресованных польскому двору. В них значилось буквально следующее: Ющка
Отрепьев, "як был в миру, и он по своему злодейству отца своего не слухал,
впал в ересь, и воровал, крал, играл в зернью, и бражничал, и бегал от отца
многажда, и заворовався, постригсе у черницы..."4.
Нетрудно установить, с чьих слов был составлен этот убийственный отзыв
о Юрии Отрепьеве. Незадолго до посылки наказа в Польшу в Москву вернулся
Смирной Отрепьев, ездивший за рубеж по заданию Посольского приказа для
свидания с Григорием-Юрием. Очевидно, он и был автором назидательной новеллы
о беспутном дворянском сынке.
Юшка отверг сначала родительский авторитет, а потом авторитет самого
бога. После пострижения он "отступил от бога, впал в ересь и в чорнокнижье,