"Зигмунд Янович Скуинь. Нагота " - читать интересную книгу автора

был оригиналом. В противоположность Турлаву, который с телефонией
познакомился теоретически и лишь потом на деле, Сэр премудрости связи
познавал на горьком опыте, - во время войны перетаскивая на своем горбу
катушки проводов, налаживая связь штабов с передовой, накручивая ручки
полевых аппаратов. День Победы он встретил двадцати одного года от роду, с
тремя классами образования за плечами, с орденом Красной Звезды на груди и
протезом на месте ступни правой ноги. И сразу же был назначен на командную
должность Рижской телефонной станции, от которой, правда, осталось всего
лишь четыре стены. Позже, когда телефонную станцию восстановили, для Сэра
открылась возможность и к более высоким должностям, но он отказался, про
себя решив, что подоспело время взяться за теорию. О том, как Сэр сдавал
экзамены в институте, ходили легенды, преподаватели нередко оказывались в
более трудном положении, чем студент, хотя никто не видел Сэра с учебниками
в руках. Овладев английским, он в "фундаменталке" засел за статьи по
кибернетике, которая в ту пору считалась чуть ли не лженаукой.
Закончив институт, Сэр, к удивлению многих, уехал в Даугавпилс, где
стал директором училища связи и там же написал интересный учебник по
телефонии. Еще большее удивление вызвала весть о том, что он устроился
радиоинженером на теплоход-рефрижератор ("Но как его взяли туда с деревянной
ногой?"). На "Электроне" он объявился в конце пятидесятых. Поначалу как
представитель пароходства, улаживая какой-то мудреный заказ, и лишь спустя
некоторое время как заместитель начальника цеха большой телефонии.
Странный образ жизни Сэра связывали с тем, что он остался холостяком.
Но все объяснялось не так просто. У Сэра был сложный характер, да и потеря
ступни в молодости предрасполагала к некоторой замкнутости. Ему
представлялось важным всегда и во всем самоутверждаться, искать, доказывать
и начинать сначала. Между прочим, он вовсе не был холостяком. Сразу же после
войны он, по собственным его словам, женился на самой красивой девушке в
Риге и развелся с нею полгода спустя. А в Даугавпилсе у него рос сын,
который каждый год навещал его.
Нет, все правильно. Эту сосну с отсохшей веткой Турлав помнил хорошо. И
забор. А вот и теплица, снижавшая расходы академика Ажайтиса, соседа
Салтупа, на ранние огурцы и помидоры.
Теперь уж можно было рассмотреть и освещенные окна Сэровой резиденции.
Другого такого, столь безобразного дома в округе было поискать. Зато с
бассейном, баней и площадкой для стрельбы из лука. Садоводства Сэр не
признавал, двор у него был зацементирован.
Перед дачей стояли две машины. Вишневые "Жигули" и "опель-капитан"
самого Сэра, кабриолет, довоенная модель. Выключив зажигание, Турлав
некоторое время сидел не двигаясь. В окне был виден женский силуэт. Звучали
голоса.
Не везет мне сегодня, подумал Турлав.
- Заходи, не хмурься, - сказал Сэр. - Чему удивляться? Тому, что у меня
день рождения? Бессмертные боги у эллинов и те не обходились без рождения.
Был тот случай, когда следовало блеснуть остроумием. Но его хватило
лишь на несколько банальных фраз, да и те пробормотал невнятно.
- Дорогие гости, будьте знакомы, Альфред Турлав, мужчина во цвете лет,
о ком можно повторить слова Гейне, некогда сказанные им о Мюссе: "Человек,
перед которым славное прошлое". А теперь прошу любить и жаловать, прелестные
наши дамы - Велта, с ней, надеюсь, у тебя будет достаточно времени