"Зигмунд Янович Скуинь. Нагота " - читать интересную книгу автора

Чтобы воссоздать мозг обыкновенного человека, для этого пришлось бы
небоскреб высотой с "Эмпайр стейт билдинг" начинить сверху донизу
наисовременнейшей электроникой. А если б вздумали при этом обойтись простыми
лампами, голова моя была бы величиной с Луну. И чугунное колесо вращается,
да не тем вращением, что Луна. Все дело в конструкции. Чересчур большая
голова у человека, чтобы быть ему простым колесиком. Вот опять сбавляется
скорость. Качает, как в колыбельке. Покачайте меня, воды Даугавы. Славное
было время. Звезды в небе и звезды в воде. Речные перекаты плели пенные
кружева. Чем небесные звезды реальнее тех, что мерцают в воде. А потом
равнодушный, холодный поток помчит тебя прочь от жизни. В омут потянет.
Выкинет на камни перекатов. Граждане пассажиры, на первый перрон второго
пути прибывает скорый поезд Москва - Рига, стоянка пять минут. Интересно,
Ливия придет встречать на вокзал. Она сразу все поймет. На лице прочитает.
Расслышит в голосе. Если и не сразу, так немного погодя. Особым чутьем,
благоприобретенным за двадцать супружеских лет. При первых же подозрениях
она превратится в точнейший прибор, что-то вроде сейсмометра. И все обретет
в ней почти сверхъестественную чувствительность, какая собирается на
кончиках пальцев шлифовальщика оптических линз. Неужели обязательно казаться
порядочней, чем ты есть на самом деле. И потом, что означает в подобных
делах быть порядочным. Я не только гражданин, человек с интеллектом,
моральными устоями. Я к тому же еще и самец, в котором кричит инстинкт
сохранения рода. Я лев и вместе с тем его дрессировщик. Я думал, я безгрешен
и порядочен и до вчерашнего дня без боязни совал свою голову в собственную
пасть. Никак еще не приду в себя. Сам себе удивляюсь. У меня и в мыслях
такого не было. Я этого не хотел. По крайней мере, рассудком. Той осенью,
когда работали в колхозе, все было иначе. Ванду я сам соблазнил. Я убедил
себя, что так надо. На самом деле она мне была не нужна. И самец во мне
оказался более дальновидным. Он сохранил верность и уклонился от участия. А
я уберег свою порядочность. Самое ироническое воспоминание в моей жизни.
Внимание, граждане пассажиры. От первого перрона второго пути отходит скорый
поезд Москва - Рига. Манюша, Манюша, иди сюда. Тут свободное место. Иди
сюда, Манюша. Лил дождь, когда мы возвращались в Ригу. У ворот стояла Ливия.
Пришла с зонтом, чтобы муженек не промок. Я себя чувствовал последним
негодяем. На этот раз - ничего подобного. На этот раз Ливия за глухой
стеной. На этот раз ее любовь мне не поможет. Как и моя любовь не поможет
ей. Милая Ливия, хотим мы этого, не хотим, но наша любовь прошла. Под котлом
жизни должен пылать огонь любви. У нас теплятся лишь угольки, раздуваемые
воспоминаниями. И все. Больше ничего не будет. Ливия, пойми, что больше
ничего не будет. Единственное, что нам остается, - дожидаться старости.
Заслонка задвинута, угли в печи понемногу угасают. Мои чувства к Майе не
могут быть дурными потому, что они естественны. Я не меняю тебя на нее. Я
хочу тебя продолжить с нею. Ее молодость дает мне надежду достичь того, что
недостижимо для нас с тобою. Что мы упустили по собственной глупости.
Легкомысленно упустили. Мне сорок шесть лет. Сорок шесть. Скажи, почему я
должен признать себя побежденным. Я могу еще вырастить трех сыновей, которые
и дальше понесут имя Турлава. Я здоров, полон сил. Почему же на мне должна
прерваться цепь, с меня начаться увядание. Мне всего-навсего сорок шесть. Ты
говоришь, эгоизм. Неправда. Я как раз хочу загладить свой эгоизм. Какие мы
были глупцы. Я жалел тебя, ты жалела меня. И во имя той жалости мы
безжалостно лишили себя самого дорогого, что наша любовь могла дать. Вместе