"Зигмунд Янович Скуинь. Нагота " - читать интересную книгу автора

Словно отгадав мои мысли, Майя сделалась серьезной; не исключено, они,
эти мысли, слишком хорошо читались на моем лице. Она смотрела на меня, и это
был не просто взгляд. Это был ответ красноречивей всяких слов; бывают
мгновения, когда слова не нужны, когда они только помеха. Носителем Майиной
любви была нежность. Любовь должна иметь свой носитель, просто так она не
взлетит. Таких носителей бесконечно много: привычка, самолюбие, практический
расчет, имущество, тщеславие, гордость, беспомощность, даже садизм.
Носителем Майиной любви была нежность, и это меня сразило. Про себя я
сравнивал ее очарование с зеленью первых листьев, с шелком первой травы.
Возможно, я впал в сентиментальность, вполне возможно, но меня действительно
сразила ее нежность.
Безлюдный, скудно освещенный район садовых участков кончился. Я
повернул к набережной Даугавы. И сразу угодил в самую гущу ржущего,
блеющего, мычащего автомобильного стада; теснили со всех сторон, подпирали
сзади, норовили забежать вперед, выскочить наперерез разных мастей и
размеров крупы и бока машинного поголовья. Вспыхивали, гасли алые
стоп-сигналы. Разноцветными глазами на перекрестках мигали светофоры.
За Даугавой движение было поспокойней. На шоссе мы опять остались
вдвоем. Середина зимы, а вокруг черным-черно. В лунном свете по небу плыли
две сине-серых ладьи.
Майя сидела, обхватив руками колени, запрокинув голову на спинку
сиденья, и не сводила глаз с неба. Над пустынным шоссе оно казалось
неоглядным. Лицо Майи в мутном свете плафона выглядело чужим и далеким. И
мне вдруг разонравились эти черные пустынные поля с нависшей над ними
тоскливой тишиной. Тоска невольно передавалась и нам. А мне хотелось слышать
Майин голос, хотелось видеть ее веселой и оживленной.
- Куда бы нам еще съездить?
- В лес, к оленям.
- В лесу сейчас темно, ничего не увидим.
- Подождем, пока луна поднимется.
- Все равно ничего не увидим.
- Тогда поедем на озеро Бабите. Проведаем, - может, лебеди прилетели.
- Да ведь озеро еще подо льдом.
- Однажды лебеди прилетели, когда лед еще не сошел.
- Может, это было в марте, но теперь-то только февраль.
- Ну и что, можем мы просто посмотреть?
- Ладно, - сказал я, - поедем посмотрим лебедей.
Я видел, как оживилось лицо Майи, как заблестели у нее глаза; словно
маленькая девочка, принялась она раскачиваться на пружинах сиденья.
От моста через Лиелупе до озера Бабите ехать всего ничего. Я знал одну
дорогу, по которой можно было подобраться почти к самому берегу. Проехали
темный, густой сосняк, лес расступился, и мы очутились на полянке, поросшей
кустиками, залитой лунным светом.
Вылезли из машины и шероховатым от схваченных морозом комьев земли
проселком побрели к берегу. Сквозь заросли тростника тускло светилось озеро.
У берега лед потрескался и вздыбился, потом его, видимо, залила вода, он
опять замерз, подернувшись стекловидной корочкой, которая с хрустом ломалась
у нас под подошвами. Подальше от берега лед с вмерзшими в него тростинками
был ровный и крепкий. Майя раскинула руки и, разбежавшись, покатилась. Мы до
тех пор с нею носились и катались по льду, пока не выбились из сил. Потом