"Зигмунд Янович Скуинь. Нагота " - читать интересную книгу автора

- С арифметикой многие не в ладах, это я еще по детскому саду помню.
- Если нужно, даже петуха считать можно выучить.
- Ты так и сказал?
- К сожалению.
- Ну, ты у меня герой, - проговорила она, своими тонкими пальцами
касаясь моего лба. - Так и знай, я на твоей стороне.
И неожиданно, поблекшей улыбкой отстранившись от прежней темы, она
отвела глаза.
- Да, время бежит. Скоро лето.
И тут в переднюю пробкой влетела шоферша. Повязанный тюрбаном платок
мотался. Лицо горело, глаза вытаращены. К груди она прижимала охапку
бархатисто-красных роз Баккара, бутонов в двадцать пять, если не больше.
Взглянув на Майю, хотела что-то сказать, да только рот разинула, взмахнула
свободной рукой.
- Валентина, что с вами? Вам плохо?
Мы с Майей почти одновременно повскакали с мест.
- Нет же, нет, - забормотала как бы про себя Валентина. - Боже мой,
боже мой, это надо же, надо же.
- Да что случилось?
Ступая неловко, одеревенело, та подошла и торжественно протянула Майе
розы.
- Это вам, - сказала она.
- Мне? Зачем?
- Не знаю. Велели передать. Подкатил к воротам. На машине.
Теперь, когда прорезался наконец заслон, слова из нее посыпались со все
возрастающей громкостью - наверстывала упущенное.
- Живые цветы! Настоящие розы! Вон какая уйма! Просто не верится!
Посреди-то зимы! Просто не верится! Андрей, Андрей, куда ты там делся? Ты
посмотри! Ты только посмотри! Вот как надо проявлять внимание. А то принес
стакан семечек.
Глаза Майи искали мои глаза.
- Они вам нравятся? - спросила Майя.
Охапку роз по-прежнему держала Валентина, и лицо ее расцвело небесной
улыбкой.
- Ну и возьмите их себе.
- То есть как - возьмите?
- Отнесите к себе в палату. Поставьте в вазу. И вообще - делайте что
хотите.
Мужчина в кожаной куртке стоял у двери и похрустывал костяшками
пальцев.
Глаза Майи искали мои глаза.
- Пожалуйста, не уходи, побудь еще, - говорила она. - Давай выйдем
погуляем. Пройдемся к морю. Когда еще ты выберешься. Я так давно тебя не
видела.
И к каждому слову глаза ее прибавляли: милый, милый, милый.
Турлав был убежден, что по вопросу о жилье ему следует обратиться к
Тите. Сколь бы велика ни была ее тяга к независимости, возраст Титы таков,
когда одиночество превращается в бремя. Турлав не сомневался, что рано или
поздно квартиру ему дадут. Заявление приняли, сказали: сделаем все, что
будет в силах, но раньше осени ни один из домов не сдается. И Турлав опять