"Валериан Скворцов. Каникулы вне закона " - читать интересную книгу автора

мелочам - личностей, именуемых в просторечье "стукачами". Это правило
незыблемо, поскольку затеянная напрямую собственными кадрами игра может
стать, говоря профессиональным языком, чувствительной - раскалится до
уровня, когда на кон уйдет репутация конторы, а то и кого повыше.
Именно репутация. Жизнь отдельного человека или группы людей
принималась в расчет Шлайном так редко, что можно сказать - никогда. Бывает,
в качестве отвлекающего маневра он "выболтает" через пресс-секретаря пример
доблестной суеты, назовет имярек супердобытчика данных, перехваченных на
самом-то деле техническими средствами, использование которых и рассчитано
утаить за этим именем, обычно придуманной личности. Или, скажем, шумно
восславит происшествие столетней давности для прикрытия свеженького провала.
Реальные же бойцы остаются в безвестности, трупы и искалеченные списываются
независимо от количества и в абсолютной тишине.
Публикации павших героев-окопников невидимого фронта?
"Счас...", как сказал бы бомж контролеру в электричке.
Ефим Шлайн из окопа, тем более для броска во "взрывной бой", на
бруствер не полезет. Он дает ускоряющий пинок под зад Бэзилу Шемякину,
который и отправляется в рукопашную с вальяжной ленцой, прикрывающей на
самом-то деле страх и паническую неуверенность в себе и компетентности
командиров...
Кофе подали горячий и крепкий. Ефим, пошмыгивая носом, потягивал его,
развалясь на стуле за дешевой пластиковой столешницей на железной подставке,
с удовольствием разглядывая столько привлекательных женщин за один раз и в
одном месте. Подобные выходы из боевых траншей в представлении Шлайна и
составляли роскошную жизнь. Не сверхдорогие рестораны или отели и тому
подобное, которые служили окружающей средой для оперативных действий, а
именно бездействие даже в дешевом амбьянсе "Кофейной" на Большой Дмитровке.
- Бэзил, ты четко уяснил, что именно предстоит делать? - спросил Ефим,
чтобы видимостью делового разговора исключить нас из числа бездельников.
- Уяснил, Ефим. Перелететь в Азию и насладиться жизнью.
Он поморщился, поддел пальцем очки на переносице. Огляделся. Покосился
на мои пальто, шарф и шляпу, брошенные на соседнем стуле. Наверное, ему тоже
хотелось снять реглан и картуз под Жириновского. Но тогда в собственных
глазах он бы окончательно погряз в пустопорожнем времяпрепровождении наравне
с остальной публикой, явно манкирующей служебными обязанностями в рабочее
время.
Покрытые на фалангах черными волосками пальцы Ефима казались
распаренными. Помещение не проветривалось, и посетителям разрешалось курить,
что особенно могло не нравиться Шлайну. Ибо в этом случае он становился еще
и пассивным курильщиком.
- Есть вопросы? - спросил он, роясь в поисках носового платка по
карманам темно-синего блейзера и не вязавшихся ни с ним, ни с сезоном
кремовых брюк.
- Единственный на данный момент. Почему я?
- Что значит, почему ты?
- Почему я на роли заурядного курьера?
- Гонорар, который тебе полагается, заурядным не назовешь.
- Вот именно. Зайду с другой стороны. Отчего ты столько платишь за
такую легкую работу?
- Такова твоя ставка.