"Валериан Скворцов. Каникулы вне закона " - читать интересную книгу автора

углом, отливали побежалостью. Как перекаленный на плите по забывчивости
хромированный чайник. Ефим любил и умел портить хорошие вещи. В данном
случае дешевыми пластиковыми стеклами - стильную титановую оправу.
В практику наших встреч не входили приветствия или обмен вопросами о
близких. Приветствия не привились, а семейная жизнь каждого представляла
заросшие крапивой развалины.
Мы прошли по бульвару до первого выхода, пересекли трамвайные рельсы и
сделали пару сотен шагов в обратном направлении по тротуару вдоль старинных
домов Чистопрудного бульвара. Мы вовремя увидели белый "Мерседес-600", круто
тормозивший напротив стеклянной двери особняка, над которым ветерок морщил
голубой казахстанский флаг. Отставив руку в сторону, дежурный посольства
что-то объяснил приспустившему боковое стекло водителю, явно отгоняя от
входа причалившую не по чину частную машину. Из нее один за другим, неловко
ерзая на задницах, выбрались два полноватых господина и, совершив пробежку в
десяток мелких шажков, исчезли за дверью. Семенили они лицом в нашу сторону.
- Разглядел, - сказал я Ефиму.
- Позавтракаем? - спросил он.
Ездил Шлайн на турецкой сборки "Рено-19-Европа", которую он оставил на
торце бульвара. Я дотерпел, пока Ефим перейдет на вторую передачу, и только
тогда напомнил про затянутый ручной тормоз.
Встречу, а заодно и прощание, Ефим предложил отпраздновать в "Кофейной"
на Большой Дмитровке. Зная послеперестроечные денежные возможности
ефимовской конторы, я бы охарактеризовал наш завтрак как загул: к кофе Ефим
выбрал по пирожному на брата, сообразуясь, конечно, с их
среднеарифметической ценой, а не моим или своим вкусами. Его прогрессирующая
прижимистость в использовании казенных средств, с моей точки зрения, уже
отдавала признаками мазохизма. Мне кажется, подобный финансовый стиль, если
так можно сказать, неуклонно крепчал в его конторе после августа девяносто
первого.
В сущности, говорить о деле не приходилось. Выплачиваемая вперед
половина гонорара несколько дней как ушла на мой счет в Цюрихе, согласно
стандартной практике наших отношений. Наличные на расходы и документы, с
которыми предстояло проводить акции-вакации, лежали в пластиковом конверте с
застежкой на кнопке, который Ефим и двинул мне по столу.
Подобного рода передачи Ефим также стандартно проводил в последний
момент и либо на явочной квартире, либо на ходу. Мы не встречались в конторе
Шлайна. Он знал, что я не отзовусь на приглашение в его кабинет, или где он
там высиживал положенные часы, предвосхищая желания командования, расплетая
интриги коллег и заплетая свои. Не пользовался Ефим в отношениях со мной и
посредниками. Догадывался, что в этом случае я могу сдурить, может, и от
страха, что наши отношения выйдут наружу, и разорву сотрудничество. Конечно,
случались связники, но из разряда "шприцов одноразового пользования" и в
счет не шли.
Издавна установилось незыблемое правило: в одном пространстве или одном
времени Ефим Шлайн и Бэзил Шемякин формально не существуют. Таков, если
угодно, наш боевой порядок.
Ефим, согласно уставу, если таковой имеется в его структуре, обязан
проводить в жизнь свои планы чужими руками и из-за чьей-нибудь спины. То
есть использовать для крупных дел нелегалов - людей с меняющимися именами и
множеством документов, преимущественно наемников или завербованных, а по