"Алексей Слаповский. День денег" - читать интересную книгу автора

- Мог бы вернуть, если такой честный! - рассердился Парфен. - Знаю вас,
щелкоперов! Ты сам в душе в сто раз подлей Змея. Но Змей поступил искренне и
непосредственно, а ты ему позволил! Но обязательно потом о совести
поговорить! Ненавижу!
- Ты играешь в циника! - презрительно сказал Писатель.
- Да, я циник! А ты, если мир расколот и трещина проходит через твое
сердце, откажись от пива!
Писатель только хмыкнул, поражаясь алогичности и несуразности
предложения Парфена.
...И вот он, Момент Первого Глотка!
Змей и пластиковым стаканчиком разжился, чтобы все культурно. Он налил
сперва Парфену (который пришел к нему первым и которому он был должен),
затем Писателю (который пришел позже, но тоже гость), а уж потом себе, и все
три порции были абсолютно равновелики. Если б кто-то досужий вздумал
измерить их, то, будьте уверены, в каждом стакане оказалась бы ровно треть
поллитры, то есть приблизительно - 166,6666666667 миллилитра. Жидкое
блаженство пролилось сквозь горячие и сухие горла их, проникло в истомленные
желудки, а потом какими-то неведомыми путями стало растекаться по жилочкам.
Писатель угостил друзей сигаретами (уж этого у него всегда запас был, потому
что без табака он не мог работать), они постояли, покуривая и ласково
поглядывая друг на друга, а потом пошли навстречу судьбе, уверенные, что
теперь она будет милостива к ним. Они позволили себе даже лирическое
отступление: остановились у витрины недавно открытого магазина "Три медведя"
и последовательно охаяли всю мебель, которая была им видна: безвкусно, пошло
и до противного дорого.
- Мне бы верстачок, я бы из вот этого ящика венское кресло сделал! -
сказал Змей, тыча пальцем в большой ящик из неструганых досок, лежащий у
крыльца.
Писатель, показывая, что он уважает Змея и его намерения, осмотрел ящик
и даже приподнял его, оценивая тяжесть древесины.
И сказал:
- Там за ним валяется что-то. Какой-то сверток. На бумажник похоже,
только раздувшийся. Большой слишком.
- Я сто раз находил бумажники и кошельки, - сказал Змей. - И ни в одном
не было денег.
Парфен, будучи скептиком и вообще разочарованным в жизни человеком,
должен был согласиться со Змеем, но вдруг вспомнил, что ушел из дома и у
него начинается новая жизнь, в которой, возможно, он из скептика превратится
во что-то другое. Поэтому он отодвинул ящик, нагнулся и брезгливо поднял
сверток, который действительно напоминал бумажник, но очень уж был велик,
словно нарочно сделан для бутафории - для витрины, например, магазина
кожгалантереи.
- Дурацкая вещь! - сказал он. - Умные выбросили, а дураки подняли. - Но
все-таки приоткрыл бумажник и тут же, оглядевшись, шепнул товарищам: - Пошли
отсюда!
- Ко мне! - предложил Змей.
И они пошли к Змею.
Закрылись в его комнате, и Парфен из одного отделения вынул пачечку
отечественных сторублевок, а из другого толстейшую пачку сторублевок
американских, долларовых то есть.