"Алексей Слаповский. День денег" - читать интересную книгу автора

библиотеке, отправили в неоплачиваемый отпуск. Если что-то и перепадает, то
тратится на пропитание и на девические потребности Люды и Оли.
- И у соседей у всех назанимала, - сказала Иола.
Писателю и так было худо, но от страдающего лица жены сделалось еще
хуже.
- Успокойся, - сказал он. - Отлежусь.
- Резко обрывать нельзя, - сказала Иола, - я читала об этом. Это просто
опасно.
- Я спился из-за твоей заботливости, - обвинил Писатель.
- Что ты говоришь?!
- А то! Нормальная жена мужа похмельного ругает и на него плюет:
сдохнет так сдохнет! Он пугается и бросает пить. А ты мне не даешь
испугаться, я на тебя надеюсь - и поэтому пить не бросаю.
- Ты хочешь, чтобы я на тебя плюнула?
- Давно пора! - ответил Писатель не то, что думал, а то, что захотелось
вдруг произнести. - Нашла бы нормального человека с нормальным заработком, с
нормальным характером! - сказал Писатель, унижая себя, будучи на самом деле
нормальным человеком с вполне нормальными характером и заработком.
- Я подумаю! - сказала Иола и вышла из комнаты.
- Вот и прекрасно! Вот и замечательно!
Писатель тяжело встал с кушетки, на которой уснул вчера не раздеваясь.
Поводов пить минувшим днем у него не было. Он сидел и писал допоздна
художественный текст - и был счастлив. Он дописал главу, закончив ее ловким
закругленным словом, отложил рукопись в сторону, потянулся - и понял, что
хочет выпить. Дело в том, что Писатель никогда не начинал пить с горя, или в
состоянии уныния, или в случае неудачи: все жизненные тяготы он переносил с
трезвой головой. Но минуты счастья и полного душевного благополучия, минуты
радости и покоя были невыносимы для него. Он мог, например, идти в осеннем
парке, смотреть на желтые листья, бесшумно падающие в молчаливую темную воду
пруда, а потом взглянуть на бледно-голубое, дымчато-ясное небо - и вдруг
накатывало ощущение непереносимого счастья, настолько непереносимого, что он
просто-напросто боялся с ума сойти. И вот, чтобы не сойти с ума от
переполненности жизнью, он и запивал.
Так и вчера: он знал точно, что счастлив, и это его испугало, он даже
ощутил под черепной коробкой какое-то шевеление, словно мозговые извилины,
подобно клубку червей, пришли в движение - и сейчас перепутаются и завяжутся
в такой тугой узел, какой никаким врачам не развязать!
Он начал рыться по своим карманам, по кошелькам, ящичкам стола, обыскал
свою куртку и плащ жены - и наскреб сумму, которой ему хватило на бутылку
водки и бутылку вина. Купив это в круглосуточном магазинчике, он торопливо
стал пить. Водка кончилась, дав ему лишь первый хороший, задумчивый хмель.
Но вино подействовало на удивление сильнее, он начал раскисать - и совсем
раскис, и уже прищуривал глаз, чтоб не двоилось изображение, и покачивался
перед недопитой бутылкой, решая, допить или оставить на утро. Пьяный ум
рекомендовал оставить, но пьяная душа плевать хотела на ум, и Писатель допил
остатки из горлышка, тут же повалившись на пол, а потом ползком, ползком -
до кушетки...
Эти остатки, горько подумал он, сейчас спасли бы меня.
С отвращением закурив, Писатель подошел к окну.
И увидел, как по улице, сунув руки в карманы и ссутулившись, поспешает