"Виктор Славкин. Исповедь графомана" - читать интересную книгу авторазаходить в те особняки, бывшим хозяевам которых он наносил визиты, в конце
концов отращу бакенбарды, завью волосы, сошью длинное пальто с пелериной, сделаю трость орехового дерева - все как он, все как у него!.. И когда-нибудь, когда-нибудь, глядя, как легкой рукой я покрываю чистый лист сверкающими строками, загипнотизированное провидение потеряет бдительность и позволит мне, Александру Сергеевичу не-Пушкину, вернее, даже не мне, а перу моему, разогнавшемуся на стремительных росчерках, раззолотившемуся от высоких слов, позволит ему приписать к пушкинским стихам еще одну-две строфы, столь же прекрасные, как и те, что будут написаны выше. И может быть, а может быть... страшно подумать!., может быть, и дальше все пойдет, пойдет, понесется... Стихи, поэмы, сказки, проза, эпиграммы - и уже все мое, мое, мое! - и я, наконец, смогу снова вернуться к своему почерку, сбрить бакенбарды, покончить со всем этим маскарадом, гордо сказать: "Нет, я не Пушкин, я другой" - и начать новую, свою соОственную, не похожую ни на какую другую жизнь. А пока... А пока после того, что испытала рука моя, мои тело, голова, душа моя, мне как божий день стало ясно, что, если на свете существуют такие строки - "Я помню чудное мгновенье",- возиться со своими стихами не имеет никакого смысла. Я зачеркнул свое прошлое. Чем заполнить будущее, сделалось мне теперь совершенно ясным. О, это был нелегкий путь!.. Казалось бы, к моим услугам все десять томов полного собрания сочинений А. С. Пушкина. Ни один наркоман не имеет под рукой такого количества своего излюбленного наркотика. Но чем я расплачивался за это!.. Долгими ночами я сидел за изящным столиком пушкинских времен (я выменял его у одной старушки на финский раздвижной склонялся над листом толстой желтоватой бумаги (я купил ее у девяностовосьмилетнего старика, в юности он мечтал стать писателем, но так и не решился измарать ни одного листа), и чиркал в нем длинным гусиным пером (время от времени мне приходилось ездить за этими перьями в деревню). СCоседи, свершавшие свой ночной путь к узенькой дверце в конце коридора, проходя мимо моей двери, видели под ней полоску света и, естественно, не могли не заглянуть в замочную скважину - чем же там занимается их странный сосед?.. Утром на нашей коммунальной кухне меня встречали их шуточки типа: "Александр Сергеевич, вы сегодня опять "Я помню чудное мгновенье" написали?.." "А "Семнадцать мгновений весны"- это тоже ваше?.." Выхватив из духовки недопеченную картошку (всем известно, что печеная картошка - любимое блюдо моего кумира), я выбегал из кухни, вслед мне неслось: "А духовку за вас гасить кто будет - Пушкин?" Я перестал пользоваться кухней. Ел, что придется и где придется. Чаще всего я заходил в пирожковую на Невском, где-то я прочитал, что в этом доме на балах не раз бывал Александр Сергеевич... Любил я также посидеть в буфете кинотеатра "Баррикада". Вальяжно расположившись за шатким столиком, пожевывая бутерброд с пластмассовым сыром, заедая его зелененьким жухлым яблочком, я представлял Французской кухни лучший цвет, И Страсбурга пирог нетленный Меж сыром лимбургским живым И ананасом золотым. |
|
|