"К.К.Случевский. Черная буря (сб. "Морские были")" - читать интересную книгу автора

лицо и окостеняя руки, пусть негде помору обогреться, пусть гудит заунывный
посвист и проникает к нему даже в видения сна, лишь бы цела бы его шняка.
Бесконечно долгое утро не отгоняло тумана и тянулось холодное,
мглистое. Июнь задался на этот раз далеко не теплый. Солнца не видно было за
многими слоями серых, свинцовых туч, густо и низко налегавших на серый,
свинцовый, как они, океан. Кто кого окрашивал в серый цвет: океан тучи или
наоборот? Белыми точками виднелись по этому томительному однообразию серого
цвета быстро реявшие чайки; крик их был так же резок, как и изломы полета: в
крике, как и в полете, было что-то томительно беспокойное, заунывное.
Ночевало в бухточке три шняки; две давно уже вышли в море, третья
запоздала, но тоже готовились выйти, и весь экипаж ее - законных четыре
человека поморской, шнячной артели имелись налицо и, видимо, торопились.
Опоздала шняка по вине артели; но был еще и другой виновник - одно из
неприятнейших млекопитающих мира, бог весть как зашедшее в Мурман, - крыса.
Крысы перегрызли запасный якорный канат, да еще в нескольких местах; каната
раньше не требовалось, его не осмотрели; пришла нужда - увидели, и, пока
производилась починка, шняка опоздала. Артельщики-покрутчики могли бы,
конечно, осмотреть все свои принадлежности раньше, в свободное время, но
поморы - русские люди, и время было потеряно.
- И откуда их, этого проклятого гнуса, крыс, - говорил старик, хозяин
шняки, - у нас, на берегу, завелось?
- Мать говорила, что их тут прежде не бывало, - ответил зуек, парнишка
лет двенадцати, необходимый участник артели, будущий бесстрашный помор,
подбиравший в кадушку наживку, мелкую рыбку-песчанку, приготовленную ранее и
уже почти всю доставленную в шняку; он подбирал тех рыбешек, которые были
разбросаны при переноске и валялись по пестрому щебню побережья.
Крупный помор, по имени Вадим, разбойный человек, много лет ходивший на
морского зверя, то есть на разбойный промысел, проходя мимо мальчишки-зуйка,
оперся на него рукою и пригнул к земле, так что парнишка даже крякнул; это
была ласка. Вадим поддерживал мнение зуйковой матери, что крыс на Мурмане
прежде не бывало.
- С норвежцем вместе пришли, да и хозяйничают, - заметил Вадим.
- Сам ты норвежец, - громко ответил ему зуек, оправившись от могучего
надавливания руки Вадимовой.
Вадим остановился, повернулся к зуйку лицом и молча погрозил ему
кулаком. Зуек точно ушел в свою песчанку и стал подбирать ее еще тщательнее,
еще торопливее.
- Ну, скоро ль? - обратился к нему хозяин. - Безорудь ты этакая! - На
местном наречии это значило: параличный.
- Норвежец! - проговорил Вадим, грозя кулаком вторично. - Я те дам
норвежец! - Он поднял с земли, с необычайною легкостью, пуда два бечевы,
свернутой кольцом, и перешагнул с каменной глыбы к шняке.
Погода была тихая, но не обещала особенной устойчивости. Ветер дул с
северо-запада, можно было рассчитывать на дождь; вечером веял ветерок южный,
следовательно, шел он по кругу и легко мог стать и северным и
северо-восточным, а тем более ничего ему не стоило вдруг покрепчать
неимоверно и расстроить всякую надежду на успех лова.
Тем не менее выходить в море было необходимо, потому что люди знали,
что треска идет, что к Семи Островам и к Лице шняки полными-наполно
возвращались, а за всю весну наработано немного. Отдали клячь - веревку,