"Всеволод Слукин, Евгений Карташев. Вас зовут 'Четверть третьего'?" - читать интересную книгу автора

Партизаны у нас не появлялись, и мы было совсем перестали в них
верить. Но однажды соседского парня Тимку Шелеста полицаи вытащили ночью из
дома, избили до полусмерти и утром повесили посередине деревни, с доской на
груди "партизан". А Тимке всего семнадцатый пошел.
Потом мы тайком услыхали, что Тимка был у партизан разведчиком, а в
эту ночь, когда его поймали, он стащил у нашего коменданта полевую сумку с
документами и пистолет. Да заметила, видимо, его какая-то сволочь, сказала
полицаям.
Затем нас, молодых парней и девчат из соседних деревень,
пронумеровали, пригнали на станцию и, постукивая прикладами
("Давай-давай!"), стали загонять в теплушки. Я не помню, сколько шел наш
эшелон. Только и сейчас у меня стоит в горле горьковатый запах мочи и
прелой соломы, которой был застелен пол в нашей теплушке. Меня продали, а
может, подарили какому-то кулаку. Он заставлял чистить свинарники, возить
навоз на поля, вообще делать самую тяжелую, самую противную работу. Кормил,
гад, как собаку - бросит кость и будь доволен! Ей-богу! Правда, хоть не
бил, а я слышал, что другие лупили своих батраков почем зря!
А потом стали налетать американцы. Не на наш хутор, то есть, не на
хозяйский хутор, конечно.
Налетали на город, на зенитные батареи и на небольшой заводишко, что
стоял недалеко. Грохали бомбы. Все в дым!.. И все такое...
Однажды, во время очередного налета, решили. мы с ребятами драпануть.
Бежать на восток домой.
...Долго шли. Много скрывались в лесу. Нас почему-то не очень-то
искали. Но, завидев на дороге солдат, полицейских или просто
подозрительных, мы прятались, куда только было возможно и все такое...
Часто слышали пальбу...
Однажды увидели людей в неизвестной форме, говоривших на незнакомом
языке. Так мы попали к американцам. Потом лагерь для перемещенных. Мы
порастеряли друг друга. Я остался совсем один. Ко мне привязался какой-то
дядька, все время нашептывал, что нас расстреляют, чуть только приедем в
Россию. "За что?" - недоумевал я. Он делал большие глаза и долго убеждал,
что раз мы были в Германии, работали на немцев, значит, мы работали против
своих, то есть мы вредители, предатели, фашистские холуи, что нас ждет дома
наказание. Понял я потом, какой он "дружок".
Поэтому, когда в лагере меня спросили, куда я хочу податься, я решил
выбрать "свободу". Свободка, я вам скажу, ничего себе!
Скоро уже двадцать лет такая свобода. Свобода от работы, свобода от
обеда, свобода от жилья... И все такое! Об остальных свободах я уж и не
говорю.
Свободнее быть нельзя... Так я и прожил почти двадцать лет, пока не
встретил ночью на вокзале профессора Шиндхельма.
Об остальном-то я уже вам рассказывал... Мы договорились тогда на
пресс-конференции у профессора встретиться с вами в Бонне, здесь в отеле
"Адлер". Теперь я могу рассказать вам о своих дальнейших планах. Я
намереваюсь пойти в Советское посольство.
Что? "Рефлекс времени"? Не знаю. Я не знаю, что сделаю с "рефлексом".
Попрошу вас еще раз, извинитесь, пожалуйста, за меня перед профессором
Шиндхельмом. Скажите ему, что я не могу поступить по другому. Пусть он на
меня не обижается и все такое.