"Олег Павлович Смирнов. Прощание (роман)" - читать интересную книгу автора

Это Скворцов слыхивал многократно: Варанов закончил пограничное
училище, послужил на уссурийской заставе, затем - один аллах знает, за что -
зафуговали в железнодорожные войска.
- Коля, у меня уйма хлопот. По тактике нужно подготовиться.
- Успеешь! Подари мне десяток минут, сыграем в шахматишки, блиц!
- От тебя не отвяжешься. Расставляй фигуры и учти: сегодня больше с
тобой играть ни-ни!
Варанов раскрыл древнюю, облезшую доску, выгреб и расставил
разношерстные, поломанные фигуры, в азарте облизался:
- Моя очередь играть белыми! Итак, е-два - е-четыре! Что вы на это
возразите, гроссмейстер?
Скворцов получил мат менее чем за пяток минут. Варанов потирал руки,
закатывал от удовольствия глаза.
- Общий счет стал семьдесят один - шестьдесят восемь. В мою пользу,
разумеется. Не вру?
- Не врешь, не врешь, - рассеянно подтвердил Скворцов.
- Констатирую: вы потеряли спортивную форму, товарищ начальник...
"Не потерять бы мне пограничной формы, - подумал Скворцов. - Что-то в
эдаком роде назревает... Да и достоин ли я ее?"
Дни были странные, двоякие: и проскакивали, как вагоны пассажирского
Москва - Новороссийск, и тащились, как адыгейская арба на горной дороге.
Проскакивали в повседневной служебной суете, тащились, если думал об Ире и
Жене и обо всем, что перевернуло его прежнюю жизнь. И он тщился не оставлять
свободной минутки на эти думы. Скворцов ходил на границу проверять наряды,
верхом ездил на фланги и в тыл участка, с тревожной группой бежал туда, где
дозором обнаружены нарушители, проводил учебные занятия, боевые расчеты,
инструктажи, руководил саперными работами. Он совсем высох, кожа обтянула
скулы, глаза запали, морщины глубже залегли у рта, обозначились на лбу;
когда Скворцов снимал фуражку, лоб открывался, будто разделенный на
половины - коричневую, загорелую, и по-зимнему беловатую, убереженную от
загара фуражкой, впрочем, такой лоб был у любого пограничника. Из-за
саперных работ между Скворцовым и Белянкиным произошла стычка. Собственно,
не из-за саперных работ, а из-за того, что было с ними связано. Еще в апреле
и мае Скворцов решил рыть первую и вторую линии окопов, в июне - третью
траншею и ходы сообщения; стенки окопов, траншей и ходов сообщения обшивали
досками, укрепляли хворостом, накаты блокгаузов наращивали бревнами (вообще
блокгаузы отменные: глубокие, в рост человека, обшиты бревнами, накаты в три
бревна, удобные амбразуры для стрельбы, из такой огневой точки не враз
выкуришь). Белянкин не противился этому, при случае брался пошуровать
лопатой и топором, даже поддержал Скворцова, когда заезжий командир -
строевая косточка, затянут в скрипучую портупею, на сапогах серебряные шпоры
с малиновым звоном - брезгливо скривился: "Копаетесь, кроты. Испортили
внешний вид участка..."
Но в последние дни Скворцов как с цепи сорвался: отменил занятия по
строевой подготовке ("Сейчас не до шагистики!"), по физо, противохимической
защите, и вместо них - дополнительно огневая подготовка, тактика, рукопашный
бой ("Сейчас важнее учиться воевать!"). Самовольство, но куда еще ни шло.
Так нет, додумался: якобы с согласия пограничников сократил на целый час их
личное время, этот час - опять же на рытье траншей и ходов сообщения.
Белянкин перепроверил: добровольное согласие пограничников налицо, но тем не