"Олег Павлович Смирнов. Прощание (роман)" - читать интересную книгу автора

убыстренным шагом, кое-кто и бежит...
Зубы стиснул так, что ныли желваки. Рукоятки "максима" стиснул так, что
суставы пальцев немели: сам встал к пулемету, командир-станкач обиженно
сопел над ухом. И вдруг, ни с того ни с сего, Скворцов подумал о том глупом,
маленьком, живом мышонке, что глазел на него сегодня ночью, - что с
мышонком, видать, погиб, маленький и глупый. А немцев отсюда, с бугра,
сверху вниз, резануть очень сподручно, устроим огневой мешок: подпустим
поближе и ударим из блокгаузов слева и справа. Выдержали бы нервишки у
Брегвадзе, не открыл бы огонь раньше срока. Скворцов решил: открою огонь,
когда немецкие цепи достигнут рубежа, - три пенька в линию, метрах в ста. Но
Брегвадзе упредил-таки, не хватило выдержки: из амбразур правофлангового
блокгауза, из соседних окопов вырвались вспышки выстрелов, передняя цепь
остановилась - кто упал, кто, стоя, стрелял из автомата. И Скворцов
скомандовал:
- По захватчикам - огонь!
И выпустил длинную очередь, поведя пулеметным рыльцем справа налево,
выкашивая цепь. Повел слева направо. Лента ползла, гильзы сыпались под ноги.
Пулемет выплевывал очередь за очередью, заставляя Скворцова трястись вместе
с собой. Первая цепь - валились замертво, залегли за пеньками, отползли
назад. Вторая цепь - бежали к траншее, к траншее, - Скворцов взял их на
мушку. Немцы будто непроизвольно пробежали еще сколько-то и повернули
вспять. Скворцов проводил их веерной очередью до кустарника и прекратил
огонь. "Максим" уже не трясся, а Скворцова продолжало трясти, как в ознобе.
Он приказал себе: не психуй. В блокгаузе и траншее стреляли, Скворцов
крикнул:
- Товарищи, прекратить огонь из автоматов! Не достигает цели! Экономить
боеприпасы!
Он выбрался в траншею. Сквозь клубы дыма пробивалось солнце, освещало
горевшую заставу и село, взрытый воронками луг, на котором бугорки - трупы
немцев. Их немало: вон труп, вон, вон. Скворцов убил, по его приказу убили.
Он отвечает за это. А кто ответит за убитых пограничников? Скворцов
вспомнил, как сперва спокойно, а затем обрадованно отнесся он к сообщению
Варанова; охрана моста уничтожила до тридцати автоматчиков. Тридцать человек
из живых стали мертвыми, и еще сколько потом стало? И сколько станет? Й кто
ответит за все - если это не война, а провокация? Да нет же, Игорь Скворцов,
это война, так что не волнуйся, не ты будешь отвечать за убитых немцев.
Высунувшись из траншеи, Скворцов смотрел туда, куда отошли фашисты. В
кустарнике - автоматчики, автомашины и пушки. На понтонах технику
переправили? Или по мосту? Там еще стрельба; видимо, мост в наших руках.
Стреляют и у правофлангового блокгауза и у тыльного. Значит, немцы окружают
заставу. Что ж, будем драться и окруженные. Ему на мгновение увиделось: по
коридору перекатываются валы чадного, едкого дыма, в дежурке обнимает
аппарат связист с залитым кровью лбом, дежурный по заставе ничком на полу,
тоже весь в крови, оба мертвые. На мгновение услышалось, как раненый стонал
тогда в блокгаузе: "Не бросайте меня..." Вот о ком и о чем надо думать
лейтенанту Скворцову. О своих людях, об их жизнях и смертях.
- Товарищ лейтенант! Возьмите, пожалуйста, бинокль!
Ефрейтор Макашин. Вежливый, как всегда, на щеке ссадина. За бинокль -
спасибо, пригодится. В перекрестии делений Скворцов увидел: в кустах немцы
роют окопы, разворачивают пушки, устанавливают минометы. На железнодорожной