"Олег Павлович Смирнов. Прощание (роман)" - читать интересную книгу автора

закоулками. Дома серые, мрачноватые, с островерхими черепичными крышами и
узкие, на три-четыре окна, стоят сплошняком целый квартал, в домах сырые,
темные входы, прикрытые деревянными дверями, - металлическое кольцо,
торчащее из львиной пасти. Сигналили автомашины на тесных - не разъехаться -
улочках, шоферы, высовываясь из кабин, грозились кулачищами. Голуби
ворковали, цокали коготками розовых лап по брусчатке мостовых, по цементным
плитам тротуаров, отяжеленно летали над Марьяцкой площадью, над оперным
театром, над золотым куполом православной церкви, и синагогой, и костелом,
из которого доносились звуки органа. Да, много религий во Львове, как и
вообще в Галиции и на Волыни, но главенствующая - униатская церковь, смесь
православной и католической. Громадная эта, мрачная и враждебная Советской
власти сила подчиняется Ватикану, вдохновляет украинский буржуазный
национализм, славословит Гитлера - вот какая начинка. Униаты всячески
дурманят мозги местным жителям.
Гремел, скрежетал на рельсах трамвай, маршрут: центр - гора Высокого
Замка. Скворцов подъехал на трамвайчике до парка, поболтался по аллеям,
поглядел на развалины замка, на панораму города. Старичок поляк, в какой-то
замызганной гусарской куртке, но с шикарной инкрустированной тростью,
показал Скворцову: в той стороне - Стрыйский парк, в той - Костюшковский,
там - Кайзервальд, там - Погулянка.
- Да, да, во Львове богато парков, - согласился Скворцов с общительным
старичком.
Трамвайчик, визжа тормозами, качаясь, словно норовя сойти с рельсов,
доставил его вниз. Заставляя себя разглядывать таблички с названиями улиц,
он побродил по городу, было жарковато, душно. Посидел в скверике, левкои и
розы пахли одуряюще. Затем съел два пирожка, запил дежурным некрепким чаем и
направился в управление. Каштаны на тротуаре росли в два ряда, и была
плотная тень. А на мостовой - солнечные блики, жара, сизый дымок
отработанных автомобильных газов... В управлении Скворцова проводили в
кабинет Лубченкова. Майор сидел с расстегнутым воротником, подставив
дряблое, отечное лицо под струю настольного вентилятора - кабинет был на
солнечной стороне, маленький и душный.
- Ну что, лейтенант, продолжим знакомство?
"А у него, вероятно, больные почки", - подумал Скворцов.
Разговор был долгим и все о том же, о чем на заставе говорилось и в
отряде. Лубченков гнул свое, Скворцов свое. Утомившись и упрев, с прилипшей
ко лбу жиденькой прядкой, майор медлительно произнес:
- Стало быть, отвергаешь обвинение?
- Отвергаю, - сказал Скворцов, тоже взопревший и усталый.
- Упорствуешь. А зря... У нас в отделе уже сложилось мнение.
- Это вы зря, товарищ майор, пришиваете мне политическое, - сказал
Скворцов.
- Пришиваю? Не подбираешь ты выражений, лейтенант. - Голос у майора
тихий, размеренный, жесты плавные, улыбка мимолетная. - Мажет быть, и факт
бытового разложения будешь отрицать? Не ты ли спутался с сестрой своей жены?
Скворцов вскочил:
- Это вы не подбираете выражений! И попрошу вас не лезть в мою личную
жизнь!
- Собеседование по всему кругу вопросов продолжим у полковника...
Полковник - начальник Лубченкова, седой и чернобровый, с пронзительным