"Алексей Константинович Смирнов. Лето никогда " - читать интересную книгу автора

приемники. На счет "два" опускаете колпаки. На счет "три" все расслабляются
и ждут, мнемирование продлится две-три минуты. Категорически запрещается
вмешиваться в процедуру, так как это может привести к непредсказуемым
последствиям. Поздравляю всех присутствующих с важным событием, желаю
справиться с информацией, справиться с ее носителями, и вообще быть на
высоте. Это торжественный день, который запомнится не на год и не на десять,
а на века и, надеюсь, тысячелетия. Приготовились. Все приготовились?
Внимание: раз...
- Ты только не волнуйся, все будет хорошо, - сказал Большой Букер
Малому. "Раз" его не касался, диск был внутри.
- Угу, - Малый Букер сглотнул слюну. Он сидел смирно и больше не болтал
ногами.
- Два.
Большой Букер протянул руки, взялся за шлем и осторожно нахлобучил его
на голову сына. Колпак закрыл две трети лица, оставшийся рот почавкал -
вероятно, там пересохло.
Миша стоял на пороге клуба, готовый махнуть невидимому фургону.
- Три.
Малый Букер вцепился в подлокотники. Послышался ровный, струящийся шум,
как будто включили насос. Губы раскрылись, обнажились мелкие зубы, блеснула
лечебная проволочка. И он пережил многие чувства; главным из них оказалось
высокомерное отвращение.
Первая секунда была похожа на мягкий тычок в солнечное сплетение. Чужие
чувства ударили, как волна; беззащитный берег принял удар: все, что казалось
родным и знакомым, обернулось стыдным и гадким, совершенно нестерпимым, от
папиной памяти захотелось зажать себе уши и броситься прочь, и бежать,
обернувшись свиньей, к назначенному обрыву.
Притерпевшись на удивление быстро, Малый Букер начал усваивать
материал.
Он замычал, не чувствуя, как кто-то гладит его по руке и силится
разжать судорожно скрюченные пальцы. Вернее, не силится, а только
дотрагивается до них, пробуя хватку на прочность.
Никаких осмысленных образов не было. Но было глубокое яблочное
познание, осведомленность - лавина, она же взрыв, она же китовая туша,
придавившая Букера брюхом. Давление нарастало.
Больше всего угнетал страх, записавшийся с Большого Букера при
заполнении диска.
Это некрасивое чувство, которое, как до недавнего времени был убежден
Букер Малый, абсолютно не совмещалось с привычным представлением об отце,
многократно превосходило его собственные детские страхи. Из-за того, что к
этому позорному, взрослому ужасу, приложились и личные, уже отцовские страхи
далекого детства, получалась совсем лошадиная доза. Малый Букер начал
трястись; кто-то потусторонний вытирал под ним кресло носовым платком, но он
этого не понимал. Он знакомился с озером, которое называлось глупым, нелепым
названием "Лезеро".
Он видел остров, заплывший в бухточку; чувствовал под собой
велосипедную кожу; созерцал синий мяч, покачивавшийся на легких волнах. Его
передернуло от печальной и сладострастной сентиментальности, передававшейся
ему от давнишнего Букера, который, прочертив колесами рассыпчатый песчаный
след, здоровался с кувшинками, слушал пилу и ловился на запахи июльского