"Алексей Константинович Смирнов. Лето никогда " - читать интересную книгу автора

вечера. Он пропитался незащищенностью и сумбуром, как кухонная тряпка,
собирающая со стола обеденную грязь. Он видел намыленную статую, видел
переростка, копавшегося в песке, слышал треск, доносившийся из сиреневых
кустов. Он принял к сведению чайку, склевавшую неосторожного
железнодорожника, и фыркнул от неловкости, которую в нем вызвали фантазии о
застенчивом чудовище из озерных глубин. Папино отрочество оказалось
неприглядным; оно было напрочь лишено всякой мужественности, которую Малый
Букер полагал в нем за факт; баба, бабища слюнявая, а не мужик, размазня,
недомерок и трус с третьим глазом на мокром месте; что там у тебя дальше,
батя, давай, показывай, я думал, что ты герой, уж больно ты уверенно мне пел
про малозначимость кошмарных сновидений - что, дескать, никто не придет за
мной оттуда, что за черт, я говорю твоими словами, на твоем языке, никто не
появится из неизвестного, а сам-то вон какой поэт, прямо есенин, есенькин
дрын, ссыкучий папа, тонкая душа; какой позор; давай, выворачивай закрома, я
погляжу, чего ты еще напрятал, и ты еще смел меня муштровать, книжки пишешь
о главном, так...что там дальше, к аллаху твое гнилое озеро с островами и
рыбами, ну-ка... ювенильный онанизм... а на меня ругался, хорошо, вот первая
любовь, какая жалость, что ей не прокрутили эту запись, она бы тебя утопила
в дерьме, вот так папа, нет уж, у меня будет не так; а в школе тебе делали
правилку, тут я тебя уже обскакал, попробовал бы кто, тут и деда с бабой,
надо же, те еще, надо думать, фигуры, в них бы покопаться, и их ты тоже
боялся, трясся, и чуть что, сразу к мамочке, ай-ай, а я-то, придурок, тебя
боготворил; нет, это невозможно все, не хочу знать, пусть эту штуку
выключат, я постараюсь забыть, что это? диссертация твоя кандидатская, роман
георгия маркова "соль земли" с точки зрения соли как промежуточного звена
между серой и ртутью в алхимических исследованиях, ничего не понимаю в этом,
зато понимаю в твоих ощущениях, зачем же ты это писал, если с пальцами в
рот, а вот ты участвуешь в боевых действиях, воюешь как бы, лекции читаешь в
офицерском собрании про живительную силу примитивных верований, призываешь
быть проще, забыть про то-се и мочить, как мочат нас, а у самого справка в
нагрудном кармашке, и что там за игрушечная железная дорога снова лезет из
юного возраста, прямо с горшка, а музычка-то, музычка - батюшки-светы, что
тебе нравится, ты торчал от этого, прикалывался, вот ты снова под одеялом,
наглаживаешь себя, а меня по рукам, ковыряешься в себе указательным пальцем,
и в рот, в рот, сволочь, пятерка по естествознанию, пятый разряд, три рубля
за щекой, буратино, тебя уже держат за ноги и трясут, вытряхивают мелочь, а
ты монетку спрятал во рту, хитрец, они же младше тебя, и пендаля напоследок,
а дома снова музычку врубил, опоясался мечом, и встал один, перед зеркалом,
никого дома нет, стал рубиться, воображать, как ты воюешь, воздух рубишь,
рубака, снова снял штаны, выключите, гады, не могу знать, и болезни твои
зачем, тут и понос, и грипп с ангиной, хорошая прививочка, маменьке
расскажем, как ты катался к блядям, эк ты их, с маменькой так никогда,
паскудство, а я вообще не буду никак, обойдусь теперь без этого, наверно; и
в ментуру стукну - ты, оказывается, тыришь от случая к случаю, в
магазинчиках мелких, и в обезьяннике сидел, и черным дал закурить, хотя они
шли после комендантского часа, а ты забоялся, "пожалуйста, будьте добры",
кинжял увидел, герой, и помчался домой, чуть не обделавшись, дописывать
главку, а я-то, что ты обо мне-то мыслишь, ты что - всерьез рассматривал
такую возможность? меня ? ну, спасибо, что только предположительно,
фантазер, и страна-то у нас плохая, а мне говорил иначе, и бабка когда