"Алексей Константинович Смирнов. Лето никогда " - читать интересную книгу автора

померла, ты остался один в квартире - так танцевал, пока никто не видит, и
бутерброды жрал с маслом, штук семь умял, и в зеркале снова собой любовался,
и сны у тебя один краше другого, нечему удивляться, спать ты горазд, боишься
всю жизнь, теперь-то мне ясно, чего, о чем ты беспокоился, так вот оно что,
а я-то не понимал, а ты уж приготовился, а Мишка не договаривал, вот что
будет, я не знаю, не знаю, следовало бы еще круче, но я и этого не могу, за
Озеро-Лезеро с кустами-песками, за сопли и слюни, за поганые трусы под
подушкой, но я все равно не сумею, что же будет, почему мне никто не
объяснил, почему меня никто не предупредил, я никогда раньше, я сбегу,
разломаю их колпак, и стойку, и диск твой сожру, и клуб сожгу, и лагерь,
чтобы никто больше не знал, и к тебе не вернусь, но сбегу, я не стану в этом
участвовать, ведь это же ты все-таки, я не могу так сразу переделаться, мне
нужно время, чего они от нас требуют, ты же сам в первый раз в девятнадцать
лет, а мне куда же, и ты приехал-таки, ты знал, и сам передал мне диск, что
же это такое, ведь это же ты, а что же девчонки, что у них, вот что, молчи,
ты и это знаешь, хорошо, что сестры у меня нет; я, папа, мамке ничего не
скажу, только ты уведи меня с этого стула, выключи все, и диск сломай, и я
все забуду - потом, но забуду, нет, не забуду, но как-нибудь, только не надо
ничего дальше, ведь тебя же заставили, я теперь точно знаю, нет, не
заставили, но ты не хочешь, но ты же сам писал, ты много написал, ты написал
восемь книг, по ним учатся, ты и прибор бы этот сделал, если б умел, но как
же мне за две минуты через все перешагнуть, я не сумею, они вчера нас
вечером чем-то обкурили...или напоили...и силы какие-то есть, но их все
равно мало, я не справлюсь, зачем ты это поджег...опять покатило, зачем ты
ей это сказал, куда сунул, куда сунул, это же болезнь, ты сумасшедший, папа,
я сделаю иначе, я просто воткну в тебя ножик, и тебя не будет, вот и все, я
точно воткну, но потом, мне нужно привыкнуть, мне понадобится где-нибудь
пересидеть, на кукушке есть пещера, она секретная, только паук знает, я
залезу туда, и буду жить неделю, две недели, пить что-нибудь буду по ночам,
а потом возьму ножик...далась тебе эта железная дорога, это ничего, это
нормально сынок...
Малый Букер твердил свое, не понимая, что колпак уже сняли, и говорит
не память, а Большой Букер, весь красный и страшный, нашептывает ему в ухо:
- Ничего, ничего, сынок. . Вот я тебе расскажу. Это была у нас такая
детская железная дорога, делал прадед, сам мастерил, в сарайчике, мечтал о
паровозе. Хотел сделать вообще настоящий маленький паровоз, паровозный
театр. И вот проходят... поколения, и все ловятся в этот поезд, по кругу, -
хрипло жаловался отец, склоняясь над Букером. Из путаных выкриков сына он
разобрал только про дорогу, и уцепился за нее, желая исправить хоть это,
объяснить, подправить.
Тот сбросил с плеча его руку, досадуя: причем тут железная дорога,
папа? там было много чего еще... наверно, я что-то крикнул про нее,
дурак.... Одновременно он выделил деда из сплава обогащенных воспоминаний;
увидел всего лишь одно - как дед, часами изучавший семейные фотографии,
сосредотачивался на мельчайших деталях: морщинках, фрагментах не попавших в
кадр предметов, расплывчатых заглавий на корешках книг, служивших фоном. Его
рыло даже вытягивалось, и он почти всасывался в прихлопнутое мгновение, пока
не выяснялось, что оно прихлопнуто не сачком, а мухобойкой. Малый Букер
вспомнил деда ярче, чем сумел бы сам, без посторонней помощи, но теперь на
его личную память наслоилась отцовская, отсюда и рыло, и все это сдобрено