"Алексей Смирнов. Мор (повесть)" - читать интересную книгу автора

не имеет еще достаточной сноровки.
Сегодня же этого ощущения не было. Он сразу вспомнил, как Слотченко
сказал, что надо делиться. Часть силы Свирида осталась у Николая
Володьевича - на простыне, на полу... Чем угодно делиться, но только не
этим! Свирид принял решение никогда больше не стричься в Доме офицеров.
Если, конечно, ему позволят выбирать.
Выбирать ему, как легко догадаться, не позволили - ведь Николай
Володьевич так замечательно стрижет, - и Свирид посетил Дом офицеров
еще не однажды; волосы отрастали быстро, и он побывал там и осенью, и в
начале зимы. Слотченко встречал его равнодушно, на беседы не шел
- наверное, посмеиваясь про себя над неуклюжими попытками Свирида
вызвать его на откровенность. Иногда посмеивался не только внутри: позволял
себе хохотнуть и скомандовать: "Отставить!" Скупо пояснял, что не время еще,
что они - он говорил о себе во множественном числе, имея в виду, конечно,
тайное сообщество, - дожидаются начала какого-то созревания. "Полового!" -
значительно уточнял Слотченко и крепко сжимал губы, словно показывая, что и
так сказал слишком много, выговорил вообще непозволительную вещь -
единственно из глубокого уважения к Свириду. Последнему в сказанном
слышалось что-то знакомое, удивительным образом перекликающееся с
неприличными и не совсем понятными историями, которые он нет-нет да и слышал
от старших мальчишек. Свирид серьезно надувался, изображая из себя
понимающего мужчину, каким-то бесом исхитрившегося перескочить через это
самое созревание и сразу сделаться зрелым взрослым.
Однако зимой товарищ Мотвин был все-таки явлен Свириду - вернее, все
произошло наоборот: Свирида вызвали к директору, посреди урока.
Тот прошел через холодную школу, звонкую строевым эхом, вошел в
кабинет. Директор, усатый и тяготеющий к ерническим шуточкам фронтовик,
почему-то не сидел под портретом Сталина, а стоял навытяжку, тогда как
посетитель - именно товарищ Мотвин - сидел в кресле, положив ногу на ногу.
На плечи Мотвина была наброшена шинель с полковничьими погонами. Он выглядел
таким старым, что и звание фельдмаршала не оправдало бы его службы: древний
и жуткий дед.
Мотвин сосредоточенно дымил махрой, соорудив себе огромный - как
выразились бы десятилетиями позднее - косяк.
- Вот, товарищ полковник, - заговорил директор, когда Свирид еще только
входил в кабинет. - Это и есть Водыханов.
Старик медленно повернул голову, будто скрученную узлом из рассохшегося
древесного корня; молча смерил Свирида взглядом.
Широкий рот Мотвина жадно приоткрывался, выпуская дым. Старик полез в
нагрудный карман и вынул очки, оправленные в тончайшую, почти невидимую
проволоку. Он долго рассматривал сквозь них Свирида, потом обратился к
директору:
- Как он учится, товарищ директор?
Голос оказался под стать хозяину: прокуренный, сиплый.
- Прилично, товарищ полковник. По всему видно - старается. Конечно, не
без греха...
Мотвин неожиданно рассмеялся и заговорил о чем-то своем, без всякой
связи с вопросом:
- Твердишь им сотню раз - надо брать их, когда еще сосунки... Нет, они
предпочитают дожидаться, когда взорвется обмен веществ. А потом понаделают