"Алексей Смирнов. Мор (повесть)" - читать интересную книгу автора

на зоне. Барин уже обзавелся собственным гимном и собственным флагом; в
забытой Богом кузнице, которую Тронголов озолотил и возродил, ему выковали
герб; ему уже вырубили памятник и прикупили место на кладбище, где хоронят
великих. Барину выстроили дворец - и вот уже Шунт убеждался, что да, это
именно дворец, с башнями и бойницами, с балюстрадами-анфиладами, за
кирпичным забором под электрическим током, под охраной пятерых автоматчиков,
с конюшней и псарней...
- Охота, рыбалка! - гудел Тронголов. - Что ты сомневаешься - много ли
ты наловишь да настреляешь в своей халабуде?
Переход на "ты" состоялся у него плавно, естественно, и он немедленно
испытал облегчение: ему стало легче выговаривать слова, и речь его несколько
ускорилась.
Шунт думал о товарищах по литературному цеху, пыльных и некогда
выстриженных, не нужных никому, с романами-воспоминаниями о
Петербурге и Москве, с покойницкими стихами, с бредовыми критическими
статьями, интересовавшими только авторов; он обонял в воображении
редакционные коридоры, где пахло временем-нафталином.
Парик прирастал к его черепу, и Шунт иногда сравнивал его с репейником.
Жить надо, жить все равно придется - хотя бы и так. Ну, возьмется он,
согласится, напишет этому бугаю биографию да десяток романов о братве.
Одни считают, что не важно, о чем писать, главное - как. Другие думают
наоборот. Вся штука в том, что "как" перетекает в "о чем", а наоборот - нет.
Тема диктует выбор стиля, если есть из чего выбирать. Стиль диктует тему
автоматически.
Шунт приосанился, и Тронголов заметил это.
- Очень тебя попрошу... - Казалось, он вымаливает себе новую
игрушку-автомобильчик. - Я солидный человек, конкретный и правильный, и у
меня все должно быть путем. Люди вокруг меня тоже должны быть солидные... Я
могу и не тыкать, - спохватился он вдруг, - это же я от смущения, что ли...
Мы ваши книжки еще пацанами читали...
Шунт раздулся окончательно. Последний довод сразил его наповал.

3

По прибытии во дворец Шунта немедленно перезнакомили с челядью и
сделали это так, что даже переборщили в намерении обозначить его
превосходство. Тронголов, шагая из зала в зал, возбужденно размахивал руками
и кривился, когда натыкался на очередного охранника, горничную или
массажиста. Никаких, понятное дело, имен и отчеств; Альма следовала за ним,
цокая когтями по сверкающему паркету. Тронголов поминутно останавливался и
цедил сквозь зубы, обращаясь к холопу и кося глазом на Шунта: "Это
пис-с-с-с-сателллль... понятно? Ты в теме? Ты должен прикинуться ветошью,
когда увидишь, что он идет..."
Шунт нервно оглаживал парик. Он всегда любил почести и жаждал их, с
удовольствием принимал всевозможные награды и грамоты, удостаивался премий и
званий, не брезговал председательствовать на ведомственных литературных
толковищах. Но здесь было нечто иное. Возможно, его неловкость была вызвана
тем, что он не был первым, ведущим писателем современности, живым классиком?
Но он и раньше почти никогда не бывал первым, однако же получал
удовольствие, когда его чествовали.