"Алексей Смирнов. Заговор недорезанных " - читать интересную книгу автора

России и обезлюдев ее просторы.
Мой папаша, суховатый портретист-реалист Глеб Борисович Смирнов,
человек по происхождению "бывший", внешне прижился в каком-то учительском
институте, где он с неким Корниловым, тоже из дворян, создал кафедру
рисунка, а потом, еще до войны, перебрался в
Архитектурный институт, где попал в целый невырезанный курятник
"бывших". В Архитектурном институте в красной Москве и до войны, и
после нее было модно учить детишек красных фюреров и фюрерков. У папаши
учились и дочь сталинского железнодорожного фюрера Кагановича
Майя, дочь кровавого упыря Маленкова и еще много дочерей красной
сволочи. Кафедрой рисунка там заведовал польско-украинский дворянин из
Каменец-Подольска Михаил Иванович Курилко. Это был человек-легенда.
Красивый, одноглазый, атлетически сложенный гравер из петербургской
академии, он изъездил до Первой мировой всю Европу и собрал в Италии
коллекцию мебели эпохи Возрождения. В молодости он был голубым гусаром в
Австрии Франца-Иосифа и любил рассказывать похабные истории о своих успехах
у польских и венских дам. Он вообще был скабрезным художником и, рисуя голых
женщин, всячески вырисовывал складочки и волосики на их половых органах, а
когда ставил две женские модели, то всегда в лесбийских позах, так что из
мастерской выбегала, вся покраснев, жена Вертинского Лиля, которая тогда у
него училась.
Михаил Иванович одно время был художником в Большом театре, для
которого сочинил либретто балета "Красный мак" и оформил его. У него была
небольшая комната в доме XVIII века сразу за Большим театром, где вся
обстановка была из итальянской мебели эпохи Возрождения и висели его работы
на пергаменте, натянутом на подрамники. Висела там и его работы Мадонна в
настоящей "возрожденческой" раме, которую он выдавал за работу Филиппино
Липпи.
В советские годы Курилко поддерживал близкие отношения с красным графом
Алексеем Толстым, с которым он встречался еще в Петербурге в обществе
куинджистов. Курилко всячески угождал третьей жене Толстого
Баршевской, называя ее графиней, и любил у них сытно ужинать.
По-видимому, Курилко был в особых отношениях с Лубянкой, терпевшей его
многие, отчасти подсудные штучки с несовершеннолетними и взрослыми
балеринами Большого театра. Он так допасся среди балетных курочек, что две
задроченные и зачумленные им девицы из кордебалета выбросились с верхнего
яруса служебных лож Большого театра и разбились - одна насмерть, а вторая
переломала ноги. История эта в свое время наделала шума, но была замята.
Старик хорошо знал свое блудное дело, годами обучаясь в борделях
Варшавы и Вены, где он был завсегдатаем. Курилко, удивляясь,
рассказывал про хамство Толстого. Так, однажды за столом на даче
Толстого сидели два знаменитых полярных летчика и Курилко с женой.
Подали блюдо с телятиной. Толстой разделил его с четой Курилок, а
остатки отдал летчикам, сказав им, что они как недворяне большего не
заслужили. И те молча сожрали им даденое. Все это очень любопытно и
достаточно мерзко в свете того, что Сталин хотел перед смертью объявить себя
императором и пестовал уцелевших "бывших". Сейчас еще жив дряхлый старец
Сергей Михалков, участник этих оскорбительных для настоящих непродавшихся
дворян сталинских псевдомонархических разблюдовок. В кабинете у автора
вечного гимна весит его генеалогическое древо, но не висит там список