"Игорь Смирнов. Бухенвальдский набат" - читать интересную книгу автора

означает, что Валентин - особенно опасный беглец и стрелять в него может
любой солдат охраны по любому поводу. И ждут его в лагере самые тяжелые
работы...
Я приглядываюсь к Валентину и Якову и думаю: хорошие ребята! Сердцем
верю: хорошие ребята. Вот на таких и стоит Советская власть, вот на таких и
армия выстояла! Они еще и здесь себя покажут! Правда, говорят, из
Бухенвальда еще никто не убегал...
Ну, да ведь сейчас речь не о побеге.
Сегодня ребята мрачны, и чтобы расшевелить их, я размышляю вслух:
- Да, труба дымит и дымит. Человеческие души вылетают в небо.
Отмучились...
Мы сидим в стороне от барака на штабеле досок, привезенных для
какого-то ремонта. Греет прощальное октябрьское солнышко, бродят в вышине
ватные облака. Труба крематория распустила по небу свой черный хвост. Здесь
тихо. Лишь изредка простучат по булыжнику деревянные колодки заключенного,
долетят чьи-то неяркие приглушенные голоса.
- Отмучились, - говорю я. - Вот так же и мы скоро взлетим на воздух...
Логунов нетерпеливо дернулся:
- Многие живут здесь по нескольку лет.
- То многие! Немцы, французы, чехи. Им, слышно, посылки приходят из
Красного Креста. Вот они и живут. А наши с баланды, как мухи, падают.
- Все равно, если с умом жить, - упрямится Валентин, - можно себя
сохранить...
Вот, вот, я и хочу, чтобы он это сказал. С умом жить! Что это значит
для нас? Угождать эсэсовцам? Чудовищная мысль! Подслуживаться какому-нибудь
зеленому бандиту и вместе с ним мучить своего брата-заключенного за лишний
черпак баланды? Это тоже не для нас.
Как же быть?
- Как же это ты думаешь "с умом жить"? - спрашиваю я Валентина.
- А так - с политическими надо связь держать. Все, у кого красный
винкель, должны быть вместе. Что говорил Ганс? Политические друг за друга
стоят против зеленых и против эсэсовцев...
Я думал, конечно, так же, но кроме Ганса, который редко заходил к нам
на блок, у меня ни с кем не было связи. Кроме того, мне казалось, что
излишняя поспешность может просто погубить нас. Надо знать, на кого можно
положиться, кому можно довериться.
- Будем думать, ребята, как нам быть, - говорю я. - Наша первая задача
изучить жизнь Бухенвальда, А она, эта жизнь, сложна, сами видите, и мы в ней
еще всего не понимаем. А потом в карантине одна жизнь, а вот перевезут в
большой лагерь, погонят на работы, может, все будет по-другому.
- Иван Иванович, но нам обязательно надо держаться вместе втроем,
обеспокоенно вставляет Яков. - Надо попасть в один блок и на одну работу.
Где трое, там и еще свои найдутся. Помните тот случай в Галльской тюрьме?
Все тогда поднялись...
При этих словах я не мог не улыбнуться: еще бы мне не помнить этот
случай!
Это было в пересыльной каторжной тюрьме города Галле. Меня, Якова и
кого-то еще втолкнули в большую общую камеру. Около двери сидели и стояли
более двадцати заключенных. Тут находились люди в добротных, но помятых
костюмах и шляпах и оборванцы, вроде нас. Камера почему-то была перегорожена