"Игорь Смирнов. Бухенвальдский набат" - читать интересную книгу автора

товарищей сводились к одному: я должен перейти на 25-й блок, безопасность
мне гарантируется, а также лечение и покой.
Русские считали по-разному. Одни говорили: надо идти к Вилли и положить
конец конфликту, другие опасались за меня: у Вилли штубендисты-уголовники да
еще голландцы, убьют или отравят.
Я слушал всех, а сам размышлял: до сих пор я видел от немецких
коммунистов только хорошее и уже привык им верить. Их слово было крепкое и
дружественное слово. Вспомнил голландского фельдшера, работавшего в
процедурном кабинете. Он заметил мою опухоль на шее и лечил меня: что-то
втирал, массировал, похлопывал, делал все очень заботливо и осторожно.
Почему я должен опасаться голландцев?
Последним в этот день зашел ко мне Николай Кальчин, всем известный и
уважаемый в лагере человек.
- Вот что, Иван Иванович, долго убеждать не стану. От группы советских
товарищей прошу тебя перейти на 25-й блок. С кем надо, уже договорились. Я
тебя сейчас провожу туда...
Я не прекословил: это решение у меня уже созрело. Стал собираться.
Подошел Вальтер. Он все понял без слов и смотрел на меня одобряюще. Тут же
стоял Ленька, готовый броситься на помощь. Я подмигнул ему: дескать, все
будет в порядке, а мы сами с усами и знаем, что надо делать. Он широко
улыбнулся, видимо, поняв меня:
- На 25-м блоке есть хорошие ребята. Они уже все знают. Организуют
охрану.
Второй раз сегодня я подхожу к 25-му блоку. Утром я бежал сюда
решительный и непримиримый, сейчас еле бреду.
Вилли сидел за столом во флигеле А, положив перед собой здоровенные,
как кувалды, кулачищи; Его трудно узнать: метла Толстяка оставила на его
физиономии следы. Это я заметил сразу же и заметил не без удовлетворения!
Ото лба до подбородка тянулись багрово-синие взбухшие полосы. Вместо
глаза была узкая щель на густо-синем бугре.
При нашем появлении лицо Вилли перекосилось. Я так и не понял, что оно
отразило: злобу, раскаянье, дружелюбие?
Николай Кальчин долго изъяснялся с Вилли по-немецки, потом Вилли
обратился ко мне, а Николай переводил:
- Ты, Иван, живи во флигеле Б, а я буду в А. Лежи и поправляйся. Твою
работу гигиенварта я возьму на себя.
- Спасибо, Вилли, Буду жить у тебя, если ты больше не будешь мучить
людей.
- Будь спокоен, Иван, этого больше не будет...
Уходя, Николай сказал мне:
- Иван Иванович, оберегай Вилли от наших ребят, а то они его убьют.
Тебя, как старшего товарища, они послушаются.
Он еще долго тряс кулаком перед носом Вилли, но при этом громко
смеялся, и Вилли тоже смеялся. Как мне показалось, искренне.

Конфликт на этом закончился. На 25-м блоке я прожил всего два дня. На
блок зашел первый староста лагеря Эрих Решке, крепко пожал мне руку и
сказал, что я могу вернуться на свой блок, так как Вилли переводится в
карантинный лагерь. Я не замедлил воспользоваться разрешением и,
попрощавшись с Вилли, сразу же отправится на 30-й блок, где у меня были