"Игорь Смирнов. Бухенвальдский набат" - читать интересную книгу автора

- Что же ты там спрятал? - спрашиваю.
- А пистолет. Ребята пронесли в лагерь. И еще кое-что передали... Все
надежно укрыто.
Я ушам своим не верил. Пистолет! Это уже не камни, вывороченные из
мостовой! А Ленька сказал с ухмылкой на круглом курносом лице:
- А чего вы удивляетесь, Иван Иванович, у многих ребят припрятаны
пистолеты.
- И у тебя есть? - говорю.
- И у меня, конечно. Да и для вас найдется.
Вот это открытие! Тут я не мог удержаться:
- Покажи!
Выбрав время, когда на блоке никого не было, Ленька позвал меня в
спальное отделение и выложил на нары в темном уголке два пистолета системы
"Парабеллум".
- Вот. Один пистолет для вас, другой будет моим. Хранить буду я. Когда
потребуется - спросите, через минуту доставлю.
От волнения я не мог говорить. Зажал в руке холодную рукоятку пистолета
и пытался унять противную дрожь. В эту минуту я забыл о всякой
предосторожности, вечное опасение, что охранники могут накрыть, услышать,
увидеть, молчало во мне. Я стоял в полосатых штанах арестанта, в грубых
деревянных колодках и вдруг увидел себя молодым, полным сил и легкости в тот
момент, когда из рук командира полка принимал награду-револьвер с
посеребренными частями и грамоту, подписанную командующим войсками Особой
Краснознаменной Дальневосточной армии Василием Константиновичем Блюхером. На
рукоятке револьвера были выгравированы слова: "Доблестному бойцу РККА И. И.
Смирнову от РВС СССР". Я только что вернулся тогда в Сретенск после событий
на КВЖД. Там с дивизионом бронепоездов прорывался с боями, овладевал
железнодорожными станциями, действовал на сотни километров впереди частей
Красной Армии - от самого командующего получил приказ прорываться на Хайлар.
И вот оценка моих действий - этот револьвер и грамота. С револьвером я не
расставался и все последующие годы. И только незадолго до плена, после одной
из рукопашных схваток обнаружил, что револьвера со мной нет. В этот бой я
шел с винтовкой, а револьвер засунул за ремень, чтоб он в любое время был
наготове. В горячке штыковой атаки я не заметил, как он выпал, а шнур
оказался перебитым, видимо, пулей. Это была горькая для меня потеря... А
грамота? Грамоту я оставил дома, и если Вере удалось спасти что-нибудь из
документов, она, конечно, спасла и грамоту.
Теперь я держу пистолет, и моя рука перестает дрожать, она тверда
по-прежнему и знает, куда и как направить выстрел. Враг у меня тот же самый.
Его имя фашист. И за это время я лучше узнал и понял его и научился больше
презирать и ненавидеть. Ох, как я хорошо знаю теперь, что такое фашизм! Нет,
моя рука не дрогнет, когда придет время разрядить пистолет в эсэсовских
молодчиков, которые теперь так свободно, по-хозяйски расхаживают по лагерю!
- Спасибо, Леня. Ты тоже солдат и понимаешь, что значит для меня
оружие. Только хранить его надо так, чтоб никто не знал. Если что случится -
капут всему блоку!
Ленька подмигнул:
- Об этом не беспокойтесь, Иван Иванович. Не только эсэсовцы, но и бог,
и черт не обнаружит, если спрячет Ленька Крохин...