"Игорь Смирнов. Бухенвальдский набат" - читать интересную книгу автора

дело опытному советскому офицеру-полковнику Кузьме Евгеньевичу Карцеву.
Но разведка разведкой, а если бы мы не сумели обезопасить себя изнутри
от предателей, провокаторов и шпиков, едва ли бы удалось вырасти такой
огромной и сильной подпольной армии. И потому вместе с организацией разведки
комитеты сопротивления думали о контрразведке. По решению русского Центра с
мая 1944 года все вопросы безопасности были переданы Николаю Кюнгу.
Его знали многие в лагере, уважали за строгость к себе и отзывчивость к
другим. В 1944 году Николаю Кюнгу было 27 лет. В сущности он был еще молод,
но все его поведение в лагере говорило о его зрелости, серьезности,
ответственности перед своей честью, перед партией, в которой он состоял
кандидатом с 21 июня 1941 года, перед Родиной и товарищами.
Николай разделил судьбу тысяч советских людей, попавших в плен в первые
месяцы, а скорее - в первые дни войны. Войну начал в пограничном гарнизоне
Бреста. В крепость прорваться не удалось. Началось отступление. Бои под
Бобруйском, Конотопом. Ранение... И плен! А дальше скитания по переполненным
лагерям военнопленных, пока летом следующего года с большой группой
военнопленных он не попал в Бельгию на каменноугольные шахты. Именно здесь
для Николая началась школа подпольной борьбы и солидарности. Саботаж - нормы
выполнялись лишь наполовину. Мелкие и крупные диверсии - портили все, что
можно было испортить: оборудование, инструменты, механизмы. И как награда за
упорстводоверие бельгийских товарищей. Они также ненавидели гитлеризм и
готовы были навредить ему. А это значило - помочь русским ребятам: не дать
им свалиться от голода, обеспечить одеждой, достать деньги, карты, компасы
на случай побега, регулярно информировать о положении на фронте.
После поражения под Сталинградом фашисты остро нуждались в солдатах.
Агитация за вступление в гитлеровскую армию усилилась. Но в лагере
военнопленных ни один человек не поставил свою подпись на вербовочном листе.
Однако 13 организаторов сопротивления, в их числе Николай Кюнг, переменили
место каторги: их перебросили в Бухенвальд.
Он прибыл в лагерь через неделю после меня. В одно и то же время мы
находились в карантине, но встретиться довелось только в 41-м блоке,
несколькими неделями позднее.
Кюнг прибыл в лагерь с хорошей анкетой. Графа "За антифашистскую
агитацию", заполненная в карточке, сразу же привлекла к нему внимание
подпольщиков. Еще не кончился карантин, а блоковый Альфред Бунцоль уже
отправил Николая на ДАУ собирать винтовки. Видно, отправил туда не без
дальнего прицела. Николай так и понял это и вместе с другими товарищами
портил теперь не шахтное оборудование, а готовые винтовки.
Это именно он по вечерам вел длинные рассказы про Александра Невского и
Ваську Буслаева, про Минина и Пожарского, про походы Суворова и про мудрость
Кутузова. А мы тогда слушали и восхищались: "Какая память у парня!" Именно
тогда "напал" на него Сергей Пайковский и доверил первое задание - изложить
историю ноябрьской революции 1918 года в Германии. С тех пор подпольная
организация уже не упускала Николая из поля зрения. Его зачислили в команду
мусорщиков, и теперь он мог не уходить из лагеря. Мы часто беседовали с ним
и убеждались, что у нас много общего в желаниях и убеждениях. И как-то так
получилось, что в подпольной работе мы шли все время рядом: вместе начали
формировать батальон на 30-м блоке, вместе были приняты в члены русского
политического Центра.
С этих дней и началась для Николая работа по организации безопасности,