"Дебора Смит. Сад каменных цветов " - читать интересную книгу автора

розовой розой. Горячий пот намочил ленты в длинной косе, заплетенной на
французский манер. Я была крепким темноволосым и синеглазым ребенком,
которому очень хотелось посмотреть на мир без розовых очков.
Рядом со мной стояла моя лучшая и единственная подруга Карен Ноланд,
одетая точно так же. В городскую школу мы с Карен не ходили. Нас обучала
жившая в нашем доме учительница. Нам никогда не разрешали играть с другими
детьми из города, и мы могли гулять только в лесу за особняком. Мы были
одиноки и тем сильнее обожали друг друга.
В нашей жизни многое было одинаковым. Мы обе рано осиротели, нас обеих
воспитывали бабушки. Сван Хардигри Сэмпле и Матильда Дав, ее помощница,
были знакомы с детства; их дочери - наши с Карен матери - тоже в свое время
стали подругами; дружили и мы с Карен. Однако между нашими семьями было
одно, но весьма существенное по тем временам различие.
Мы были белыми, а они нет. Даже в нашем городке, где правила моя
бабушка, это имело значение.
Я не могу сказать, что Карен и ее бабушка были черными. У обеих были
светло-карие глаза и длинные жесткие волосы цвета шоколадного мороженого, а
кожа оттенком напоминала янтарь. Ни Карен, ни я никогда не видели снимков
Кэтрин, матери Карен, поэтому мы не знали, какого цвета была кожа у нее.
Зато фотография отца стояла у Карен на тумбочке у кровати. Он был
симпатичным чернокожим мужчиной в форме морского пехотинца. Я понимала, что
Карен и Матильда не такие, как мы, но и не такие, как негры с окружающих
город ферм. Их никто не смог бы назвать черномазыми. Я знала только одно:
что очень люблю их обеих.
- Лучше бы нам было пройтись по тротуару до ратуши, - шепнула Карен
уголком рта, не меняя позы. - Мы выглядим по-дурацки.
- Только белая шваль и нищие бродят по дорогам, как цыгане, - ответила
я ей, повторяя слова наших бабушек.
- По-твоему, лучше стоять здесь, как потные розовые дуры?
Я вздохнула. Карен была права. Мы напоминали две мраморные фигуры
перед входом в демонстрационный зал, где богатые южане могли заказать все,
что им приходило в голову, - от мраморных полов до вырезанных вручную
херувимов. Наискосок от нас, в городском сквере посередине площади,
высилась розовая копия Парфенона, служившая беседкой. "Подарена благодарным
горожанам Эстой Хардигри в 1931 году", - гласила прикрепленная к одной из
колонн табличка. Стайка городских ребятишек гонялась друг за другом по
траве. Я страшно завидовала им, проклиная свою вынужденную
благовоспитанность. Карен издала какой-то странный звук, похожий на
мяуканье. Но мы не смели нарушить приказ наших бабушек.
Пока мы стояли под гнетом наших обязанностей - одна белая девочка в
розовом и одна янтарная девочка в розовом, - в дальнем конце площади
показался странный автомобиль. Старый грузовичок с фургоном выехал из-за
угла и медленно двигался вдоль тротуара в тени гигантских магнолий.
Казалось, что он движется сам по себе, без шофера. На фургоне висели
корзины и кастрюли, их дребезжание напоминало звон коровьего колокольчика.
Горы каких-то коробок и мешков были привязаны веревками на крыше. К
переднему бамперу кто-то прикрепил старый и ржавый трехколесный велосипед.
На эту развалину на колесах глазели все, кто оказался в эту минуту на
тротуарах, в сквере, в магазинах. Я повернула голову и наконец разглядела
высокого, красивого, но грубого на вид мужчину, толкавшего грузовичок со