"Тайна Красного озера" - читать интересную книгу автора (Грачев Александр Матвеевич)

Глава седьмая

Перед восходом солнца следующего дня отряд Черемховского покидал стойбище. Утро стояло прохладное, росистое, ясное. Звон боталов на шеях лошадей, людской говор далеко разносились в таежном воздухе и эхом отдавались в тишине леса. Несмотря на ранний час, почти все население вышло провожать изыскателей.

Вытягиваясь длинной шумной вереницей, караван тронулся. Впереди отряда с достоинством и важностью выступал Мамыка. Он был одет легко и удобно: ситцевый короткий халат, перетянутый синим кушаком, пестро расшитая охотничья шапка-шлем с фартуком, спадающим на плечи, лосевые унты с головками из рыбьей кожи. За спиной - небольшая котомка, в руках - ружье.

Дубенцов со своим карабином и непромокаемым рюкзаком выделялся среди всех легкой статной фигурой скорохода. Экипировка молодого геолога полностью соответствовала требованиям трудной поисковой работы в тайге.

Поверх синего комбинезона накинут просторный прорезиненный плащ из легкой материи, на голове - шляпа с черной сеткой накомарника, на ногах - такие же, как у Мамыки, сохатиные бродни, не боящиеся ни воды, ни бездорожья. Под плащом, на поясе, перехватывающем комбинезон, виднелась кожаная сумочка с горным компасом, лупой, фарфоровой пластинкой и записной книжечкой, в специальных клапанах - геологические молотки: средний и маленький, два зубила, ремешок от перочинного ножа (у геологов они обычно снабжены большим набором мелкого инструмента: шилом, ножницами, подпилочком и другими принадлежностями, необходимыми в путешествии, особенно в поисковых геологических работах).

Анюта старалась незаметно рассмотреть теперь Дубенцова в походном снаряжении. То, чему учили ее в институте по курсу «Методы полевых, геологических исследований», она впервые увидела воплощенным на практике.

Девушке вновь показалось, что Дубенцов именно таков, каким он ей рисовался после первой встречи в тайге. Ей хотелось отбросить в эту минуту все условности (она давно забыла обиду) и поговорить с ним по душам перед началом трудного путешествия. Но чувство какой-то неловкости мешало этому.

На вершине увала, за стойбищем провожающие отстали и повернули домой. Караван стал медленно втягиваться в сумрачный лес. Вот скрылась в зарослях и последняя лошадь. Только звон боталов продолжал доноситься оттуда, но скоро заглох и он.

Сначала тропа вела геологов по густому смешанному лесу. Справа неподалеку шумела река. Затем отряд вышел на берег Хунгари и стал придерживаться его, двигаясь с увала на увал.

В полдень караван спустился в ложбину, видимо затопляемую весной разливом Хунгари. Пойма реки изобиловала протоками с песчаными островками, с торчащим» на них там и тут замытыми корягами. Берег был усеян крупной отполированной галькой, заглушавшей всякую растительность. Более удобного места для отдыха трудно было подыскать, и отряд остановился здесь на обеденный привал.

Люди уже обедали, когда неподалеку за лесом послышался многоголосый шум птиц, и вскоре из-за увала показалась большая стая галок, ворон и сорок, а среди них, расправив огромные крылья, летел бурый белохвостый орел. В своих когтях он держал гадюку, висевшую безжизненно, как плеть. Орел опустился среди поймы на одну из коряг и, не обращая внимания на ворон и сорок, спокойно принялся за свой скромный обед. Птицы роились вокруг, подлетали иногда совсем близко, намереваясь вырвать добычу. Но стоило орлу поднять голову с грозным клювом, как они разлетались в разные стороны. Покончив с добычей, орел принялся было чистить _клювом перья, но вдруг насторожился, только теперь, видимо, заметив людей, посмотрел вокруг, тяжело подпрыгнул и на мгновение повис в воздухе на широких крыльях. Покружив над рекой, он взмыл вверх и, сопровождаемый стаей пернатых, направился на восток, где синели хребты Сихотэ-Алиня.

- Его много живи там! - воскликнул Мамыка, провожая орла восхищенным взглядом. - Его не могу доставай, - шибко крутой сопки живи!

После обеда отряд двигался по низине вдоль берега реки. Тропа вилась то по галечным и песчаным косам, то среди густых зарослей тальника. В одной из зарослей все услышали лай Орлана, доносившийся спереди. Лай был необычным. Собака то сердито и отрывисто тявкала, то начинала скулить, удивительно меняя тона.

- Глухари… - промолвил Пахом Степанович. Он остановился и прислушался. - Так и есть… Орлан глухарей забавляет… Федор Андреевич, позволь-ка нам с Виктором Ивановичем попромышлять, хороший ужин принесем.

Черемховский остановил караван. Старый таежник позвал Дубенцова, шедшего позади с техником Стерлядниковым. Охотники быстро скрылись за тальником. Дубенцов едва успевал за Пахомом Степановичем Казавшийся неуклюжим, старый таежник теперь преобразился: движения его стали осторожными, мягкими, грузная фигура ловко и неслышно протискивалась между густыми лозами тальника.

Вот и Орлан показался. Собака вела себя до смешного странно: то прыгала, словно козел, на одном месте, громко тявкая, то опрокидывалась на спину, каталась по корневищам и забавно скулила.

Пахом Степанович молча тронул Дубенцова за плечо и указал вверх. В густой листве геолог разглядел несколько серовато-бурых больших птиц, с интересом наблюдавших за проделками собаки. Это были действительно глухари.

На макушке одного деревца, выше остальных птиц, сидела матка. Она выделялась более светлым, чем у молодых, желто-буроватым оперением, заметным гребешком на голове и резкими красными дужками бровей.

- Хорошо сидят, шепнул Пахом Степанович. - Примащивайся тут, а я зайду стороной. Когда надо будет стрелять, свистну два раза по-глухариному.

Пахом Степанович неслышно скрылся в чаще. Ожидав свистка, Дубенцов устроился так, что на линии выстрела у него оказались две птицы, и с нетерпением ожидал сигнала. Наконец справа послышался легкий свист. Ему в тон ответил один из глухарей, вызвав у Дубенцова улыбку.

Почти одновременно прогремели два выстрела. Оглушительное хлопанье крыльев наполнило тальник - грузные птицы взмыли в воздух и стремглав понеслись в разные стороны.

Три глухаря упали на землю. Пока Дубенцов пробрался к добыче, там уже стоял Пахом Степанович с сияющим лицом, держа за шею большую подстреленную птицу. Орлан весело вертелся у ног хозяина.

- Однако, паря, они далеко не ушли! - возбужденно говорил Пахом Степанович, - надо побегать, весь выводок можно собрать.

Он сложил убитых птиц, оставив возле них Орлана, Охотники направились в разные стороны, и снова выстрелы загремели в чаще.

Через полчаса Дубенцов и Пахом Степанович, разгоряченные и возбужденные, вернулись к отряду. На поясе таежника висело пять глухарей, у Дубенцова - три. Пажом Степанович мастерски приторочил добычу к вьюкам лошадей, и караван продолжал свой путь.

Под вечер, когда отряд пробирался сквозь густой березовый лес, растущий по террасе вдоль берега, Мамыка повернулся к Черемховскому и Пахому Степановичу, которые шли следом, и как-то многозначительно и вместе с тем таинственно сказал вполголоса:

- Скоро смотри маленький стойбище. Худо-худо старика живи… - и он опасливо стал озираться вокруг.

- Разве здесь еще стойбище есть? - не понял Черемховский.

- Есть, маленький-маленький, - пояснил проводник.

Действительно, незадолго до заката солнца отряд спустился с террасы на более низкий уступ и очутился на большой поляне, выходящей к берегу реки. Поляну, заросшую высоким чернобылом, со следами бывшего здесь когда-то поселения, обступал плотной стеной сумрачный лес. В самом дальнем конце поляны, возле стены леса, виднелись за чернобылом три невысокие мазанки. У тропы, ведущей от мазанок к реке, стоял черный высокий столб, покрытый крупной и глубокой резьбой. Напротив шумела ветвями одинокая старая береза. Среди ее листвы белели продолговатые черепа каких-то животных.

Черемховский, несмотря на робкие возражения Мамыки, распорядился остановиться здесь на ночлег.

У тропы, ведущей от мазанок к тропе, стоял черный высокий столб. От основания до вершины он был испещрен фантастическими резными рисунками. 

Пока ставили палатки и натягивали коновязь, Анюта и Карамушкин не отходили от черного столба. Туда же подошел и Дубенцов. Высокий полусгнивший столб от основания до вершины был испещрен фантастическими резными рисунками: чудовищные птицы с черными ногами и огромными толстоклювыми головами, а вокруг них извивающиеся драконы с коротконогими человечками в зубах.

Столб венчала черная фигура идола - широкоскулого, с глубокими глазницами, полуоткрытым ртом до ушей.

Анюта, стоявшая рядом с фельдшером, через плечо взглянула на Дубенцова, затем повернулась к нему и с деланной холодноватостью сказала:

- Простите, пожалуйста, не можете ли вы объяснять нам смысл и назначение этого столба с такими ужасными рисунками? Мы с Игнатом Харитоновичем никак не можем объяснить, зачем все это здесь?

- Это пристанище летающих в тайге злых духов, - равнодушно ответил Дубенцов. - По верованиям старых орочей, духи отдыхают на этом столбе. Когда-то прежде все орочи приходили к столбу и просили злых духов не делать им зла. не обижать, не посылать никаких болезней, помогать на охоте. Предполагалось, что злые духи должны быть благодарны людям за устроенное им пристанище и в порядке взаимности оказывать услугу людям,

- Не правда ли, рациональный культ? - с заметным оживлением спросила Анюта.

- Ничего не скажешь, придумано хорошо.

- А что означает вот это? - уже смелее спросил»

Анюта, показав на березу с черепами.

- Я думаю, что это медвежьи черепа, - заметил Карамушкин.

- Да, это медвежьи черепа, - повернулся туда же и стал объяснять Дубенцов, заложив руки за спину. - Каждый из этих черепов - результат «медвежьего праздника»… Жители тайги изредка еще и теперь справляют такие праздники, отмечая ими конец зимней охоты. Некоторые народности, как, например, сахалинские нивха, выращивают для этой цели пойманного в тайге медвежонка. Праздник у них начинается с того, что они с церемониями убивают медведя копьем. А орочи и нанайцы е этой целью охотятся на медведя перед тем, как ему выйти из берлоги. Берлогу отыскивают заранее. В один из весенних дней охотники отправляются к берлоге и начинают разрушать ее. Медведь, естественно, с негодованием вылезает оттуда и бросается на своих преследователей. Тут его колют копьями. Сняв шкуру, вырезают часть мяса и тут же варят и едят. Остальное везут в стойбище и устраивают пир. Череп медведя, вываренный и очищенный от мяса, коптится в дыму над костром и вывешивается на жертвенной березе.

- Для чего?

- Для того чтобы дух этого медведя, витая над землей, мог навестить свои останки в виде черепа и там найти приют при необходимости.

- Вы хорошо объясняете, - заметила Анюта. - Как заправский экскурсовод в музее.

- Да, да, очень хорошо, - подтвердил Карамушкин.

- Благодарю за комплимент, - улыбнулся Дубенцов и долгим взглядом посмотрел на девушку. Потом сказал: - Послушайте, Анна Федоровна, вы сильно обиделись на меня в тот раз в стойбище? Помните?

- А вы не забыли?

Такое трудно забывается. Знаете, я сгорел тогда от стыда. Я прошу вас: извините…

- Хорошо, извиню, если вы сделаете для нас еще одну… любезность…

- Покупать извинение? - с деланным негодованием спросил Дубенцов.

Анюта посмотрела на него, лукаво улыбнулась, о чемто подумала, и лицо ее сделалось вдруг румяным.

- Вы, пожалуй, правы, - сказала она. - Отбросим это. Объясните, пожалуйста: вот стоят халупы, из них никто не вышел, несмотря на то, что прошло уже полчаса, как мы здесь. Между тем там есть кто-то, видите - дымок над трубами? Давайте войдем туда?

- У вас какое-нибудь дело там? - спросил Дубенцов Анюту.

- Никакого, только посмотреть.

- А мне нужно знать это для работы, - многозначительно сказал Карамушкин.

- Я с удовольствием пойду сопровождать вас, но хочу предупредить, что нас там не ждут. Здесь доживают свой век несколько фанатических стариков и старух, которые не любят, когда к ним заходят посторонние. Вы обратили внимание, что Мамыка ведь тоже не зашел к ним?

- О, тем интереснее! Мы только взглянем и сейчас же уйдем. Хорошо?

- Да, да, только взглянуть, - подхватил фельдшер.

Не доходя до мазанок, Анюта остановилась, указала на деревья, которыми начиналась стена мрачного леса. На некоторых березах в развилках ветвей лежали небольшие свертки из бересты, привязанные высохшими лыками. Одни свертки уже почернели от времени, сильно покоробились, другие выглядели более сохранившимися, а один был и совсем свежим. Солнце готовилось уйти за темную стену леса, и последние его лучи, пронизывая кроны деревьев, золотили листья, свертки, стволы берез.

- Здесь детское кладбище, - объяснил. Дубенцов, стоя рядом с Анютой. - Некоторые орочи еще соблюдают старые обычаи. Умершего ребенка; они завертывают в березовую кору и везут из стойбища сюда, чтобы укрепить на дереве, возле этой обители. Если умирает юноша, то его хоронят подальше от жилья; при этом не на дереве, а в земле. Пожилого покойника уносят в тайгу еще дальше, старика же уносят совсем далеко и зарывают глубоко в землю.

- Эта дифференциация, очевидно, с чем-нибудь связана? - спросила Анюта.

- Разумеется, - ответил Дубенцов и стал объяснять:

- Ребенку нельзя ходить далеко в тайгу. Юноша смелее, ему не страшно удаляться от жилья. А старик насквозь знает тайгу и не боится уходить куда угодно. Так объясняют старые орочи…

Они подошли к средней мазанке, и Дубенцов постучал в дверь. Никто не ответил. Он открыл дверь и заглянул в помещение. Там стоял глухой полумрак. В нос ударил запах тухлой рыбы и прокисших шкур животных. Войдя туда, Анюта и Дубенцов разглядели людей. Посреди избы, на полу, застланном циновками из травы, сидели две косматые полуслепые старухи и совсем дряхлый старик - распухший, видимо больной водянкой. Все трое медленно, с какой-то торжественностью, доставали руками рыбу из большого медного котла и молча ели.

- Батькафу, - приветствовал их Дубенцов.

Но ни старик, ни старухи даже не взглянули на вошедших. Постояв с минуту в неловкой тишине, Анюта и Дубенцов поспешили на свежий воздух.

- Какие антисанитарные условия! - сердито плюнул Карамушкин.

- Это ужасно, такая страшная жизнь! - взволнованно говорила Анюта, когда они узкой тропой возвращались к бивуаку. - И как же далеко ушли от этой жизни орочи в большом стойбище! Сравните мир Вачи и мир этих фанатиков. Поистине, неизмеримая дистанция! Благодарю вас, Виктор Иванович, за эту весьма полезную экскурсию.

При этих словах она с доверчивой улыбкой взглянула на молодого геолога, стараясь уловить его настроение.

Анюте показалось, что он безразличен к ней, и это немножко смутило ее. Они молча разошлись по своим палаткам.

Едва заметной тропой, известной лишь старому орочу, отряд назавтра продолжал свой путь, оставив позади последнее человеческое жилье. Тропа, как и накануне, вилась вдоль берега Хунгари, только изредка отклоняясь в глубь тайги.

Анюта и Дубенцов теперь все чаще шли вместе. Девушка внимательно присматривалась к молодому геологу, старалась и не могла разобраться в его характере. Иногда он казался ей замкнутым и даже недобрым, - и это огорчало ее, иногда, наоборот, очень общительным, внимательным и отзывчивым, - и тогда Анюта начинала верить, что он не только «отчаянная голова», но и добрый, отзывчивый человек. В такие минуты она почему-то радовалась, делалась веселой и с увлечением говорила с Дубенцовым на самые различные темы. Во всяком случае она уже понимал, что это не только деятельный и энергичный человек, но и сложная натура. Но чего в нем больше - хорошего или плохого?..

Вот и на этот раз они оказались вместе в голове каравана; позади на некотором расстоянии от них ехал верхом профессор Черемховский.

- Ну как, Анна Федоровна, не снились вам прошлой ночью злые духи? - весело спросил Дубенцов Анюту.

Видно было, что у него хорошее, мальчишеское настроение. Таким словоохотливым Анюта редко видела его.

- Я так крепко сплю после переходов, что не вижу никаких снов, - усмехаясь, ответила девушка. - Хотя должна сознаться: одну ночь меня преследовал тигр…

- То есть?

- Когда вы не вернулись ночью с охоты…

Анюте очень хотелось услышать, что же ответит Дубенцов на этот знак проявленного к нему доброго внимания. Но он никак не ответил, попросту перемолчал. Девушка почувствовала себя неловко, поняла, что сделала необдуманное, ненужное признание, и тотчас поспешила переменить тему разговора.

- Виктор Иванович, объясните, пожалуйста, - попросила она, - что подразумевается под злыми духами? В каком образе живут эти мифические существа?

- А вы спросите Мамыку, он лучше меня знает.

- Давайте вместе спросим его. Я не умею с ним разговаривать.

Они догнали ороча. Мамыка с напряженным вниманием выслушал вопрос Дубенцова.

- Его, однако, всяко-разно есть, - задумчиво ответил ороч. - Есть птица летай, есть рыба, Хунгари живи, есть зверь - тайга смотри, охотник. Ему хитрый-хитрый, все смотри! - Недобрый огонек блеснул в глазах ороча. - Много люди ему убегай, мало люди, один ходи - ему смотри, мешай охота.

- А как он мешает охотиться? - спросила Анюта.

Мамыка не сразу ответил. Перекинув ружье с одного плеча на другое, он стал рассказывать:

- Моя был когда молодой, ходи далеко вершина Удоми, соболь промышлять. Много день ходи! Смотри моя след соболь, давай ходи ему, ищи. Потом слушай: девочка маленький плакать тайга. Моя смотри-смотри кругом - нет девочка! Моя опять ходи, девочка опять плакать. Моя думай-думай: где девочка? Ходи искать. Долге моя искал, уходи далеко сопка, девочка нет! След соболь тоже нет.

Моя хочу ходи обратно - начинался пурга. Три дня пурга у-у-у, - загудел Мамыка, подражая злому вою ветра. - Снег много падай, совсем моя хорони. Кушай совсем нет - такой лимонник весь день, - показал он ладонь, согнутую в горсть. - Моя думай, совсем могу помирай. Когда пурга уходи, моя бросай охота, быстро-быстро побежал домой.

- Как же можно бороться с ним? - спросила Анюта, с огромным интересом выслушав старого ороча.

Мамыка, по-видимому, не понял вопроса; он в недоумении посмотрел на девушку и ничего не ответил.

- Виктор Иванович, спросите вы, пожалуйста, Мамыку: можно ли бороться со злым духом и как? - Анюта при этих словах взяла Дубенцова за руку.

Всеми доступными средствами геолог объяснил орочу вопрос девушки.

- Много люди ходи, ему тогда убегай - объяснил ороч. - Один люди ходи, надо проси его: «Уходи дальше, моя худо делай тебе нет». Крупа клади, табак. Ему забирай, тогда уходи.

- Выходит, они порядочные взяточники! - рассмеялась Анюта.

Тропа в это время пошла по крутому, довольно высокому склону. Спускаясь вниз, Дубенцов предложил Анюте помощь. Они взялись за руки, да так и шли потом…

- Я удивляюсь, - говорила Анюта, поправляя съехавшую на затылок шляпу с накомарником - как при всем этом орочи в тайгу ходят? Они должны бояться ее.

- Вы правы, они действительно ее боятся, - подтвердил Дубенцов. - Больше того, по их поверьям, существуют места, где человеку вообще нельзя появляться.

О таких местах я слышал неоднократно, а в последний раз - легенду о Сыгдзы-му - мы с вами слышали вместе.

Думается, что это связано с действительными опасностями. В особенности страшат орочей тигры. Они, правда, редко заходят сюда, но, по рассказам, на юге и юговостоке в верховьях Хунгари тигры водятся постоянно.

Знаете, я очень завидую вашей осведомленности, Виктор Иванович, - сказала Анюта, когда Дубенцов умолк. - Вы хорошо знаете быт народностей своего края.

- Я всегда увлекался геологией, Анна Федоровна, - ответил Дубенцов, - а эту так называемую осведомленность считаю необходимым условием для человека, работа которого связана с природой. Я убедился, что в народном творчестве иногда проскальзывают такие сведения об окружающей природе, каких в литературе не сыщешь. И я уверен, что в той части легенды о Джагмане, где речь идёт о крушений скал - помните: «Гора, гора, обрушь на меня скалы»? - что-нибудь есть от действительной катастрофы в горах, происшедшей на памяти орочей.

Отряд миновал заросли развесистой ветлы и вышел на чистый низменный берег Хунгари.

Все сразу увидели на противоположном берегу реки, на расстоянии не более ста метров, медведицу с тремя крохотными медвежатами. Это было так неожиданно, что Анюта схватила Дубенцова за локоть. Геолог остановился, любуясь редким зрелищем. Кое-кто защелкал затворами ружей, вкладывая патроны. Звери бродили по песку возле самой реки. Крупная бурая самка лапами раскапывала песок; вокруг нее неуклюже бегали медвежата.

Почуяв зверя лошади вскинули головы, насторожили уши. Заскулил Орлан. Медведица подняла острую морду с широкими бакенбардами и черным пятачком носа и стала принюхиваться.

- Улю-лю-ю-у! - пронзительным фальцетом закричал Мамыка. - Ата-та-та-та-а-а!

Медвежата сорвались с места и кубарем покатились» тальниковую чащу, за ними легкой рысцой неторопливо подалась и сама медведица.

- Его шибко боюсь! - торжествующе кричал Мамыка» потрясая в воздухе ружьем. Он был сильно возбужден» старался казаться веселым, но за всем этим можно было различить излишнюю нервозность.

Анюта подметила все это и, когда отряд двинулся дальше, сказала Дубенцову:

- Мне кажется, что в голосе Мамыки звучали какието беспокойные нотки. Что это - страх?

- В данном случае это скорее не страх перед медведицей, а страх за медведицу с детенышами. Мамыка боялся, как бы кто из нас не выстрелил в нее. Сам он никогда этого не сделает.

Был уже полдень, и отряд остановился на песчаной косе, чтобы пообедать и дать отдых лошадям.